Мне очень хотелось поговорить с Полом, но я знала, что это было бы бесполезно. Я разрушила хрупкую связь, существовавшую благодаря моей неосведомленности о его болезни, и не могла предложить ему взамен никакой другой связи. Мне хотелось восстановить эту связь, но я не знала, как ее обновить. Я была слишком невежественна, слишком молода, и он отказался от меня, совершенно так же, как я в своей растерянности инстинктивно отказалась от него. Укрывшись от жары в другой аптеке, я тщетно пыталась найти решение проблемы нашей отчужденности, но не видела ничего кроме выражения горечи на его лице, а в ушах звенел его холодный приговор: «Мы разминулись во времени».
Охваченная печалью, я представляла, как бы все было, если бы он был моложе, и в какой-то момент бессильного гнева перед моими глазами снова встало его видение вспаханного поля вечности. Я поняла, что пропасть, отделявшая его борозду от моей, в конце концов оказалась непреодолимой.
Я протерла глаза. Я снова была на улице, и за моей спиной грохотал поезд на проходившей вдоль Третьей авеню надземной эстакаде. Я двинулась в западном направлении, переходила улицы, одну за другой, и под тяжким гнетом нестерпимого зноя мне казалось: я уже иду по окольному пути времени, пересекая одну за другой борозды его вспаханного поля, чтобы снова вернуться в мир, которому принадлежала.
Был уже полдень, когда я дошла до «Плаза». Косметика на мне давно растаяла, а одежда пропиталась потом. Я едва успела одеться после душа и выпить третий стакан воды, когда зазвонил телефон.
Подумав, что звонил Пол, я с рыданьем бросилась в спальню.
— Алло? — прошептала я в микрофон.
— Дайана.
Я не узнала голос говорившего.
— Кто это? — в растерянности спросила я.
— Стив Салливэн.
Я все еще не узнавала голос. Но в меня уже вползало ужасное предчувствие, и мне пришлось присесть на край кровати.
— Я внизу, — проговорил он, — в вестибюле.
Я лишилась дара речи. Вся комната на моих глазах потемнела.
— Я должен поговорить с вами, — продолжал он. Могу ли я... — он прервался, словно понимая, что я не в состоянии ответить на его вопрос. — Я иду наверх, бросил он и положил трубку.
Я продолжала держать в руках свою, слушая гул пустой линии. Наконец раздался голос оператора телефонной станции: «Алло, не могу ли я вам чем-нибудь помочь?» Я положила трубку на аппарат.
Я ждала, по-прежнему сидя на краю кровати, и мне казалось, что прошла целая вечность...
Когда раздался слабый стук в дверь, я была способна думать лишь о том, как странно, что из всех знакомых в Нью-Йорке со мной в конце концов оказался именно Стив. Я вспомнила, как он, пошатываясь, вышел из ресторана Барни, как рисовался передо мной на вечере в своем доме, как вызывал раздражение своими непрестанными сексуальными намеками при каждой встрече.
Я открыла дверь.
Его грубоватые черты были искажены каким-то потрясением. Голубые глаза были воспалены. Прямые, широкие, всегда надменно расправленные плечи ссутулились от горя.
— Я должен был прийти к вам, — проговорил он, с трудом выговаривая слова искусанными губами. — Я должен был поговорить с вами.
Он потянулся ко мне, желая взять за руки, и я увидела, что его костюм был забрызган кровью.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
[1] «Много морей переплыв и увидевши много народов».
«Брат мой, достиг я теперь грустной... гробницы твоей...» (Катулл, CI, перевод Адр. Пиотровского.)
[2] Здравствуй, прекрасная Лесбия! (лат.)
[3] О, времена! О, нравы! (лат.)
[4] Мэллингхэм Большой и Мэллингхэм Малый (лат.)