Богатые — такие разные

— И мне пришлось искать работу, но поскольку никто не платит мне столько, сколько нужно, я решила завести собственное дело…

Она решила заняться производством косметики. Ей было нужно десять тысяч фунтов, и она рассчитывала, что сможет расплатиться со мной за пять лет.

— Производство косметики становится очень перспективным, — быстро проговорила она, коснувшись рукой циферблата часов, — но все теперешние косметические средства ужасны — они расплываются и оставляют пятна, и запах их далеко не из лучших. Служанка отца знает несколько чудесных рецептов, привезенных ею из Индии, и я полагаю, что при использовании некоторых химических заменителей натуральных веществ можно легко и без больших затрат наладить изготовление косметических средств. Я в течение примерно шести месяцев проводила опыты и получила интереснейшие результаты… Если бы вы приехали в Мэллингхэм и посмотрели мою лабораторию…

— Значит, вы, мисс Слейд, — начал я, надеясь за минуту и пятьдесят три секунды развеять эти несбыточные мечты, — просите у меня десять тысяч фунтов, чтобы организовать «производство» по рецептам старых дев в какой-нибудь развалюхе на задворках Норфолка?

— Боже мой, конечно нет! — воскликнула она, пораженная. — На это пойдет всего пять тысяч фунтов! А другие пять нужны мне для выплаты отступного матери Перси.

Это, конечно, был уже шаг к финансовой реальности, но я продолжал сохранять недружелюбный тон.

— Но почему, собственно, я должен дать вам хоть эти пять тысяч фунтов?

Я видел, как у моей собеседницы паническое чувство борется с гневом. Победил гнев.

— Вы спрашиваете почему? — вспыхнула она. — Потому что вы американец, господин Ван Зэйл, а всему миру известно, что американцы никогда не упускают шанса «сделать деньги»!

— Не в бровь, а в глаз! — Я, смеясь, поднялся со стула и направился к стоявшей на столе бутылке шампанского. Она молча смотрела на меня, слишком испуганная, чтобы расслабиться после перемены моего настроения, и слишком подозрительная, чтобы поверить в искренность моей веселости. — Но что вы знаете об американцах, мисс Слейд? — мягко спросил я, наполнив ее бокал.

Поскольку она была таким забавным ребенком, я решил, что мы можем потратить еще минуту, обменявшись несколькими безобидными шутками, прежде чем я выпровожу ее.

— О! Я знаю об американцах все! — воодушевилась мисс Слейд. — Они носят странные светлые костюмы и ужасные галстуки, во рту у них всегда огромные сигары, а на голове громадные шляпы, они пользуются такими странными старыми выражениями, как, например, «приличествует» или «я полагаю»… Они ездят верхом на лошадях, владеют нефтяными скважинами, непрерывно говорят о деньгах и считают Европу ужасно жеманной.

— Я, разумеется, узнаю себя в этом описании! — развеселился я настолько, что сделал еще один глоток шампанского.

— Теперь вам, вероятно, понятно, почему я так удивилась, увидев вас впервые! Вы проводите большую часть времени в Англии?

— Я провел год в Оксфорде, и теперь каждый раз, когда возвращаюсь в Англию, чувствую себя как совершающий паломничество — паломничество к могиле, в которой лежит кто-то умерший молодым, — добавил я с мрачной улыбкой, вспоминая того юношу, каким я был десяток лет назад, и поэму Катулла, написанную им после совершения паломничества к далекой могиле брата:

— «Multas per gentes et multa per aequora vectus», — пробормотал я.

— «Advenio has miseras, frater», — подхватила мисс Слейд, грациозно опустив последний слог в «advenio» и единственный слог «has», и продолжила: — «ad inferias…»[1]

Это произвело на меня сильное впечатление, она, словно предстала передо мной в новом свете. По привычке я безостановочно вышагивал по комнате, но теперь остановился как вкопанный, уставившись на свою собеседницу.

— Я так восхищаюсь Катуллом! — вздохнула мисс Слейд. — Он такой романтичный! Люблю его стихи, посвященные Лесбии.

— Катулл был сумасшедшим, — отозвался я, — а его Лесбия была не более, чем куртизанкой. Но…

— Почему же вы цитируете его, если он вам не нравится?

— …Он был хорошим поэтом, — улыбнулся я в ответ. — Итак, мисс Слейд, у меня сейчас больше нет времени, но не могу ли я предложить вам снова встретиться, и как можно скорее, чтобы обсудить ваши планы подробнее? Я хотел бы пригласить вас сегодня на обед. Где вы остановились?

— У подруги в Челси, Карисбрук Роу, восемь, квартира В. Прямо на севере от Фулем Род.

— Я позвоню вам в восемь часов.

— Черт побери, это было бы чудесно! Большое спасибо! — она проглотила остаток шампанского и поднялась, розовощекая, с заблестевшими глазами.

— Может быть, после обеда, — проговорил я, по-прежнему находя все это очень забавным, — если вы не будете против, я отвезу вас к себе и покажу манускрипт, купленный как-то мною у Кристи. Это Руанский Апокалипсис, интереснейшая трактовка Книги Откровений.

— Обожаю откровения, — сказала мисс Слейд, отказавшись от присущей школьнице манеры хлопать ресницами и глядя на меня большими, много знавшими темными глазами, — и я в восторге от возможности увидеть этот ваш манускрипт.