Наконец до мужика доперло: он попал! А поскольку знойный мачо, видимо, не любил «попадать» в одиночку, то открыл дверь и завопил еще громче, созывая компанию:
– ДОКТОРА!!!!!
С пятью восклицательными знаками. Я знаю, что по грамматике полагается только три, но у него было пять, не меньше!
Доктор пришел. И мне понравился. Я даже на пару минут пожалела о прострации и невозможности пококетничать, потому что такой милашка среди остальных мужских особей попадается редко. Прямо кандидат в ангелы!
Ростом четыре фута и один дюйм для солидности, Аристарх был строен, как строительная балка (если ее распилить и сложить вчетверо), и так же несгибаем. Его абрис с Никосом не имеет ничего общего. Круглолицый живчик с почти женственными чертами лица. Милый такой темный шатен с замечательными карими глазками, из которых прямо изливалось сердечное тепло.
Но не в этот раз. На Никоса он только что ядом не плевал. Выплеснул на гада столько презрения, что мне даже стало приятно: хоть кто-то вступается за мою поруганную честь и подорванное хрупкое здоровье!
– Ты засранец, Никос! – кратко и емко высказался доктор, и я полностью под этим подписалась. Молча.
– Я твоего мнения не спрашиваю, Ари! – взорвался в который раз Казидис. – Ты давай ее лечи!
– Я не могу ее лечить! – не менее эмоционально заорал доктор. – Это не лечится!
– Почему?
– Потому что тогда до полного выздоровления пациентки я буду должен исключить тебя! – не успокаивался Аристарх. – А ты не исключаешься!
Тут я зауважала доктора со страшной силой и пошевелила большим пальцем на правой ноге.
– Ой! – отреагировал Никос. – Она шевелится!
– Естественно! – напустил на себя солидность доктор. – Она же живая!
– А по ней не скажешь! – засомневался Казанова.
Дальше они очень национально поругались, и доктор вытурил Никоса из комнаты, пообещав навестить перед уходом и прописать ему пару литров… успокаивающего.
Я прикусила язык, чтобы не присоветовать вдогонку снотворного со слабительным, и продолжила считать: «Двести пятнадцать, двести шестнадцать…»
– Мадемуазель, – галантно обратился к пострадавшей Аристарх. – Если вы меня слышите, то позвольте выразить вам свое сочувствие и поставить в известность, что вы влипли в огромные неприятности…
– …А если не слышите, – меланхолично закончил греческий эскулап, – то… простите, вы все равно влипли!
И врач прописал мне покой. Слава богу, не вечный, а временный. С тем и удалился.
Пока я размышляла о ромашках и фиалках, море и солнце, добре и зле, снова пришел Никос и с порога поинтересовался:
– Ты тут?
– Ты – свин! – оторвала я взгляд от надоевших амуров и перевела на очумелого мужчину.
– Ты умеешь говорить! – несказанно обрадовался Казидис. – А почему «свин»?
– Я умею еще и орать, – погордилась я. – А свин потому, что ты умыкнул меня второй раз подряд. Это уже наглость и перебор!
– Я и третий умыкну, – поделился он планами мирового господства, приближаясь к кровати. Темно-синяя шелковая рубашка свободно расстегнута, оттуда выглядывает мускулистая грудь, вопреки моде покрытая темными курчавыми волосками.
Это он меня так соблазнить видом пытается? Тогда не по адресу!
– А смысл? В чем прикол? – полюбопытствовала я. – Время девать некуда?
– Я всегда получаю все, что… или кого… хочу, – хмыкнул он, присаживаясь на краешек кровати.
– Все когда-то бывает впервые, – поджала я губы. – Скажу один раз и очень прямо, чтобы твоя одинокая извилина, отвечающая исключительно за размножение, сильно не напрягалась! Услышь и вникни: тебе здесь ничего не светит!
– Ошибаешься, рыбка! – промурлыкал соблазнитель. – Гарантирую – тебе понравится!
– Тебе тоже! – непоколебимо заверила его я с глубоким внутренним злорадством. Хотя это и весьма недостойно для особы ангельской наружности. – Если не понимаешь по-хорошему, то разреши сообщить тебе одну крайне неприятную вещь: ТЫ. МНЕ. НЕ НРАВИШЬСЯ! Сюрприз!
– Это временно! – Очарование просто катило как Hummer. Без тормозов.