Богатый

Поздоровавшись, Богатый приказал показать ему проект новой дороги, которая должна разрядить главную магистраль. Директор повернул рычаг, надавил восемь кнопок. На стене, на экране показался план. Директор вооружился указкой.

— Ага, понимаю, — сказал Богатый, — дорога тут вот проходит через владения общества «Крест и Лира».

— Так точно! — подтвердил директор.

— Я хочу, чтобы под замком проходил туннель, — сказал Богатый. Директор показал указкой на знак, обозначающий туннель.

— Видите, так и будет, — сказал он, — ибо разрушение было бы обозначено иначе. Вот тут мы будем разрушать церковь, поэтому знак стоит другой.

— Проект утвержден? — спросил Богатый.

— Не только утвержден, но даже уже послан заинтересованным лицам акт об отчуждении территории под дорогу. Высланы землемеры.

Богатый начал прощаться. Но директор его задержал. — Видите ли, — сказал он, — некоторые служащие просят прибавки. Как быть?

— Какая отсталость! — гневно воскликнул Богатый. — Пора, кажется, понять, что век всяких таких требований прошел. Разъясните им, наконец, что жалованье назначается ординатором, а не нами. Так что никаких возражений быть не может!

С этими словами Богатый повернулся и ушел. Видя, как у начальника покраснел лоб, санитарка приготовила шприц. Но багровая краска постепенно начала сходить со лба этого несчастного человека, который несчастья своего даже не замечал. Работа не ждала, уже сыпались вопросы со всех сторон, все трубки гудели, директор начал снова нервно дергаться.

XXIV

Деньги за проданную городскую виллу Марта получила с большим опозданием. К чеку было приложено извинительное письмо, возлагающее вину за это опоздание на ординатор. Замечательная безошибочная машина, оказывается, иногда все же ошибалась.

Деньги быстро разошлись на закупку кормов. Они едва покрыли нанесенные бурей убытки.

В хозяйстве образовалась некоторая пустота: собирать и молотить было нечего, а начинать подготовку к озимым посевам было еще рано. У колонистов оказалось много свободного времени. Намечалось несколько свадьб: Иллона — Игнат, Мария — Саша, Марта — Марк, Лукерья — Володя. Виктория оставалась в запасе. По вечерам отец Илларион играл на рояле, молодежь танцевала. К внешнему миру, к его бумажным напоминаниям Марта почему-то относилась с небывалым легкомыслием.

Приезжал чиновник контролер. Приняли его, как говорится, «мордой об стол». Огромным сюрпризом для всех оказалось утверждение чиновника, будто бы все члены общества получали жалованье. Опровергнуть это утверждение было невозможно. Чиновник словам не верил. В ответ на опровержения членов общества, он показывал книгу, составленную сбежавшим адвокатом. В книге находились расписки в получении жалованья. Благодаря этой книге выходило, что дирекция общества вела свое дело нелегально. С жалованья полагались отчисления в кассу взаимопомощи, а так же налоговые проценты. Все это не было уплачено. Сроки прошли, полагался штраф. В грозном настроении уехал чиновник. К неописуемому возмущению Марты, он пренебрег запрещением передвигаться на земле общества при помощи автомобиля. Его красная машина целый день портила своим отвратительным видом подъезд замка.

Вскоре пришли письма со штрафами за всякие упущения и опоздания. Быть может, если бы они пришли раньше, Марта, заложив замок, могла бы как-то выкрутиться. Беда пришла главным образом оттого, что за день перед этими письмами пришло такое письмо, перед которым все несчастья и даже буря показались членам общества пустяками.

Письмо это было тем самым письмом, что послал директор Богатого. Когда Марта из этого письма узнала, что новая магистраль должна разрезать пополам ее владения и что под замком должен быть для этой магистрали вырыт туннель, ей стало дурно.

Потрясение было огромным. Марк буквально заболел. У него начались перебои сердца. Дядя Петя и отец Илларион, словно библейские старцы, разорвали на себе одежды. Даже Игнат приуныл. Продолжать борьбу истомленные этой новой моральной казнью жители замка больше не могли.

На тонущем корабле какое же дело может занимать матросов? Все начали шататься без дела, не зная куда приложить руки. Лошадей перестали чистить, вывозить навоз из конюшни не хотели, не доили коров. Отец Илларион сам их доил из жалости. Чтобы не видеть запустения, Марта и Иллона целыми днями пропадали на своих жеребцах в полях и лесах. Им хотелось насладиться последними днями еще не загаженных, еще чистых и веселых просторов. Они со своих лошадей смотрели на восходы солнца, любовались закатами. Любовались вечерней и утренней звездой.

— Как жаль, что уходит солнце, — восклицала Марта.

— Мне кажется, что и ему нас оставлять трудно, — отвечала Иллона. Две всадницы стояли рядом, озаренные последними лучами заката. Все ниже падало солнце, все невыносимее делалась печаль темнеющего пространства. Так уходит любимый, оставляя провожающих, спрашивающих себя в глубокой тоске: — Увидим ли мы тебя? Доживем ли до счастья новой встречи? — Обе девушки так чувствовали, составляя как бы одно целое с грустным вечерним шепотом трав, цветов и листьев.