Богатым быть не вредно

Кукушкин молча ел и думал о том, что в своей беспутной жизни такой искренней женщины еще не встречал. Раньше длительного присутствия одной женщины он просто не выносил. А тут уже около недели – с одной Олей! В душе немного жалел Курочкина, который безневинно пострадал из-за него, но изменять хоть что-нибудь не в свою пользу ему совсем не хотелось. И еще одна мысль не давала Васе покоя. Он ведь должен «бороться со злом» и «совершенствовать жизнь». Сегодня утром в нем окончательно созрело решение: завладеть деньгами подпольных богатеев.

На другой день, когда Оля ушла наконец на работу, Вася позвонил Генриетте Степановне и попросил отпуск на неделю за свой счет. Она даже не стала его спрашивать зачем, и такая покорность директрисы Кукушкину польстила: он чувствовал себя незаменимым. Потом звякнул Курочкину и, прихватив с собой выпивку и закуску, через полчаса был уже у себя дома.

Своего несчастного друга из Москвы он застал в кровати. Лицо его было в синяках, и даже наклеенные пластыри не могли скрыть всех побоев. Кукушкин ужаснулся: только теперь ему стало ясно, какие страдания за него приняли.

– Ты ел что-нибудь?

– А зачем, – обреченно ответил Курочкин. – Я хочу умереть. Все равно я никому не нужен…

– Ну, для этого не надо было уезжать из. Москвы! – Кукушкин брезгливо скривился: по всей квартире валялись кусочки колбасы, стоял неприятный запах. – В нашем городе похоронное бюро работает хорошо, но… дурное дело – не хитрое.

– Вот и прекрасно: ехал я на свою свадьбу, а попаду на собственные похороны…

– Ладно, не ной, мученик, – Кукушкин с грохотом открыл окно, – похороны не состоятся! У нас с тобой есть дела поважнее. Поднимайся!

Пока Курочкин со стонами одевался, Кукушкин наводил порядок в квартире и пытался поднять настроение гостю:

– Что надумал, чудак-человек. Да у нас такие шмары, что из гроба тебя поднимут!

– Мне никого не надо, мне нужна только Оля. Я с ней целый год переписывался. «Целый год! Мы прожили с ней целый роман. Впрочем, тебе этого не понять…

– Ну куда уж мне до нее, она переписывалась с самим Курочкиным из Москвы! – с небрежной иронией заговорил Кукушкин. – Только ваш дурацкий роман, прожитый за целый год, я перечеркнул одним только взглядом. А ты верь после этого бабам, верь, если дурак!

– Не смей так говорить об Оле! – Курочкин сейчас ненавидел Кукушкина.

– А почему это не сметь? Слушай, ты не просто дурак, ты блаженный дурак, а это уже опасно. Ты понимаешь жизнь искаженно, а не такой, какой она есть на самом деле. Поражаюсь я тебе, мясо и балыки воровал на мясокомбинате, как все, а жизнь… жизнь понимаешь, как невинный ягненок!

– Я не воровал! – Курочкин оскорбился. – Это мне подарили на свадьбу! И вообще, запомни: я никогда и ничего не украл даже на копейку! А на мясокомбинате я работал завклубом, у меня режиссерское образование. Я закончил институт культуры…

– Понятно, можешь не продолжать. Такие, как ты, не воруют, они просто получают в подарок ворованное. Ну да ладно, садись! – Кукушкин выложил из сумки на стол еду и выпивку. – Буду тебя перевоспитывать.

– Себя лучше перевоспитай! – Курочкин решил сопротивляться.

– Поздно, горбатого могила исправит, – самокритично и самодовольно сказал Кукушкин и разлил коньяк в принесенные с собой хрустальные рюмки. – Давай, тезка, будь мужчиной! Запомни, бабы не любят таких…

– Не все бабы… женщины одинаковы! – Курочкин схватил рюмку, опрокинул в себя коньяк и налил снова. Ему хотелось расслабиться.

Кукушкин спокойно отреагировал на его поведение, медленно выпил коньяк и с видом знающего человека подчеркнул:

– В принципе – все. Даже наша Оля – не исключение.

Кукушкин и Курочкин были совершенно разными людьми, поэтому разговор их был похож на ссору. В споре они не заметили, как опустела бутылка. Гость из Москвы от отчаяния даже закурил, хотя раньше терпеть не мог табачного дыма.

– Ну вот, Васек, я тебя сделаю цивилизованным чуваком, – заговорил Кукушкин дружеским тоном. – Баб у тебя будет – кагатами, денег – мешками…

– Кагаты баб забери себе, мешки денег – тоже. Мне отдай Олю…

– Этот вопрос предоставь решить ей самой. Я у тебя ее не отбирал, ты мне ее не давал.

И Курочкин смирился. Уж больно убедительно жизнь ему доказала, что наглость – действительно второе счастье. Но этим «качеством» он не обладал. Он мог быть только покорным. А в жизни это, оказывается, считалось дефектом.

– Тысяча рублей в месяц – тебя устраивает? – оборвал его грустные мысли Кукушкин.

– Сколько, сколько? – переспросил Курочкин, хотя прекрасно все услышал.

– Заяц трепаться не любит. «Кусок» у тебя будет на тарелочке каждый месяц.

– Что я должен делать? – отозвался Курочкин после робкого раздумья.

– Ничего. Будешь только отвечать на телефонные звонки от моего имени и желательно поменьше выходить на улицу… если не хочешь, чтобы тебе снова «фонарей» навешали.

Курочкин согласился. Кукушкин не сомневался, что ему с «дублером» очень повезло.