Богатыри Проснулись

– Ну, родные, спаси вас Христос, – говорил он. – С великою вас победою! Славно вы бились все, воистину не оскудела богатырями Святая Русь! День нынешний и безмерная доблесть ваша живы будут в потомках, доколе стоит Русская земля. А с таким народом как не стоять ей вовеки!

– Слава тебе, великий государь! Слава тебе, отец наш! Да живет и крепнет Святая Русь! – кричали вокруг.

– А за татарами пошла ли погоня? – возвращаясь к делам, спросил Дмитрий, едва улеглась немного эта волна восторга.

– Погнался за ними Волынский князь и с ним, почитай, тысяч сорок воев, – ответил Владимир Андреевич.

– То добро. Надобно их так проводить, чтобы на Русь и дорогу забыли. А теперь хочу павших почтить и, покуда еще не смерклось, объехать поле. Коня мне дайте!

– Возьми моего, государь, а я себе другого сыщу, – сказал князь Федор Елецкий, передавая Дмитрию повод своего белого жеребца.

– Ты бы сперва рану свою обмыл, Дмитрей Иванович, а то долго ли до греха? – промолвил Владимир Андреевич, помогая великому князю сесть в седло.

– Это можно, – согласился Дмитрий. – Заедем по пути в мой шатер, заодно и переоблакусь.

День, зачатый в крови, клонился к вечеру; чернея, дли-нились тени, заходящее солнце озаряло красноватым светом Куликово поле, усеянное телами павших. Дмитрий и прежде знал, что войско его понесло громадные потери, но только сейчас, объезжая с уцелевшими воеводами поле битвы, постиг он, какою ценой заплатила Русь за победу.

Два часа уже едут они по скошенной Смертью ниве, и всюду, доколе глаз достает, лежат сраженные витязи. Тесно сомкнула ряды свей мертвая рать, – конь едва находит, куда ступить, а местами тела громоздятся высокими грудами; стелются низом тяжкие стоны тех, в ком еще не угасла жизнь, – от них холодеет сердце, и кажется, будто это плачет земля; вьются над трупами стаи крикливого воронья, летают с места на место, вспуганные воинами, выносящими с поля раненых. Напилась земля кровью, как весенним дождем, и долго еще будет роситься скорбящая Русь слезами…

У бугра, где зыбился на ветру привязанный к копью черный стяг, весь иссеченный вражьими саблями, но до конца выстоявший тут под страшным натиском орды, великий князь остановился. Убитых в этом месте воевод уже успели извлечь из сонмища мертвых тел и положить в ряд, под знаменем.

Медленно сняв с головы шлем, Дмитрий перекрестился отяжелевшей от внезапной слабости рукой и повел глазами по безжизненным, ранами освященным лицам. Вот перед ним, на последнем смотру, вытянулись товарищи по многим славным походам, лучшие друзья и верные слуги: Миша Бренко, коего с детства любил как брата, свояк Микула и дядя его Тимофей Вельяминов, старый окольничий Иван Кутузов, оба Валуевича, бесстрашный Андрей Шуба и гордость русского войска – богатырь Григорий Капустин. Тут и славный воевода Семен Мелик, – давно уже ставший почитать за обиду всякое напоминание о том, что был он когда-то рыцарь фон Мельк, – и другой пришлец из чужой земли, Иван Драница, жизнь положивший за приемную мать свою, за святую и ласковую Русь; юные совсем Родион Ржевский и Брянские княжичи Глеб и Роман, а с ними рядом – доблестный инок Ослябя, близ которого положили и племянника его убитого, юношу Якова.

– Прими, Боже, в царствие Твое и в жизнь вечную верных сынов православной Руси, за Родину убиенных, – снова перекрестился Дмитрий и отер ладонью сползавшие по щекам слезы. Потом, обратись к своим спутникам, добавил:

– Всех этих и других воевод, смерть приявших, завтра же везти в Москву, там похороним их с великою честью. А простых воинов с утра начнем предавать христианскому погребению тут, на поле. И сам я здесь останусь, доколе не провожу в могилу последнего.

Выехав к берегу Смолки, великий князь отыскал то место, где был он ранен и упал с коня. Седой воевода Лаврентий Клинков лежал еще здесь, с залитым кровью лицом и со стрелой, торчащей в глазнице. Глядя на него, Дмитрий помолился коротко и сказал, обращаясь к сопровождавшим его князьям:

– За меня смерть принял… Мне бы тут лежать, кабы не он и не друг его Мартос Погож. А этот жив ли?

– Здесь я, государь, – отозвался Мартос, находившийся при Брянском князе, в свите Дмитрия.

– Ну, выезжай сюда! – И когда Мартос приблизился, Дмитрий обнял его и сказал: – Много я ныне потерял друзей, но, Господь даст, будут новые. Хочешь служить мне?

– Я бы с радостью, государь… коли князь мой меня отпустит.

– Уступи его мне, Дмитрей Ольгердович, – обратился Дмитрий к Брянскому князю. – Ведь не зря его Бог привел мне на помощь, когда я уже и не чаял в живых остаться.

– Он в своей судьбе волен, Дмитрей Иванович. Я же себе за честь приму, коли мой верный дружинник будет взыскан твоею особой милостью.

– Ну, вот и добро, спаси тебя Христос, княже. Коли позволишь, и этого старого витязя, за меня жизнь отдавшего, велю отвезти в Москву и с честью похоронить в Кремле, вкупе с моими воеводами. А тебя, – обратился он к Марто-су, – жалую своим окольничим, на место ныне убиенного Ивана Кутузова.