Богатыри времен великого князя Владимира по русским песням

дай мне твою подорожную шелепугу». – Калика не отказывает. Они меняются платьем. Алеша берет шелепугу в пятьдесят пуд (другая была в тридцать) и идет на Сафат-реку. Тугарин завидел его, заревел зычным голосом; дрогнула зеленая дуброва. Алеша Попович едва жив идет; Тугарин спрашивает Алешу: «Калика перехожий! где видел, где слышал ты про молодого Алешу? Я бы его копьем заколол и огнем спалил». – «Тугарин Змеевич, – отвечает Алеша, прикинувшись каликою, – подъезжай поближе ко мне; я не слышу, что ты говоришь». – Тугарин подъехал; Алеша поровнялся с ним, ударил его шелепугой по голове и расшиб ему голову. Упал Тугарин: Алеша вскочил ему на черную грудь, и Тугарин взмолился: «Калика перехожий! не ты ли Алеша Попович? Если ты, то побратаемся!» Алеша не поверил врагу, отрезал ему голову, снял с него цветное платье, надел на себя, сел на его коня и поехал к своим белым шатрам. Еким Иванович и калика перехожий увидали едущего Алешу, не узнали, в испуге вскочили на коней и поскакали к Ростову. Нагоняет их Алеша. Тогда Еким обернулся и, думая, что за ними скачет Тугарин, выхватил боевую палицу в тридцать пуд и кинул в Алешу позадь себя; палица угодила в грудь, вышибла Алешу из седла, и упал он на землю. Еким соскочил с коня, кинулся к врагу, чтоб распороть ему грудь (обыкновенный прием у всех богатырей), и увидал на груди его золотой крест. Тогда догадался Еким, заплакал и сказал калике: «По грехам случилось надо мною: я убил своего брата названого». Стал Еким с каликой трясти и качать Алешу, дали ему заморского питья, – и Алеша встал здоровым. Он обменялся опять с каликой платьем. Уложили в чемодан платье Тугариново, сели на коней, и все поехали к Киеву, к ласкову князю Владимиру. Приехали в Киев на княжеский двор, соскочили с коней, привязали их к дубовым столбам и пошли в светлые гридни.

Молятся Спасову образу,
И бьют челом, поклоняются
Князю Владимиру и княгине Апраксеевне,
И на все четыре стороны.

Князь Владимир говорит им: «Добрые молодцы! скажите, как вас по имени зовут: по имени можно вам дать место, по отечеству можно пожаловать». – «Меня, государь, – отвечает Алеша, – зовут Алешей Поповичем; я из Ростова, сын старого попа соборного». – «Алеша Попович, – говорит ему Владимир, обрадовавшись, – садись по отечеству в большое место, в передний уголок; в другое место богатырское, в дубовую скамью против меня; в третье – куда сам захочешь». Итак, Владимир дает ему у себя три места, из которых первое по отечеству, по отцовской чести, а второе по личным заслугам, и, наконец, в-третьих – право сесть где угодно; Алеша воспользовался этим правом, не сел в первые два места, а сел с своими товарищами на полатный брус. Спустя немного времени, двенадцать богатырей несут на доске из красного золота Тугарина Змеевича и посадили его в большое место. Подле Тугарина сидела княгиня Апраксеевна. Итак, Тугарин ожил; это ничего, это в песнях сплошь да рядом; но как он явился на пиру у князя Владимира? Это появление несколько странно; но, во-первых, оно, вероятно, объясняется в самих песнях, мы не имеем их, по крайней мере до сих пор, во всей полноте; может быть, Тугарин был прежде знаком Владимиру. Во-вторых, в открытые палаты князя Владимира, на пир его, всем открытый, мог явиться всякий, тем более богатырь; следовательно и Тугарин. Продолжаем рассказ. – Догадливые повара понесли яства сахарные и питья медвяные заморские. Гости стали пировать. Тугарин нечестно (не почтительно, не с уважением) хлеба ест; мечет за щеку по целой ковриге, а ковриги монастырские[17]; нечестно он и пьет: отхлестывает по целой чаше в полтреть ведра; смотрит Алеша с своего полатного бруса и говорит: «Ласковый Владимир князь!

Что у тебя за болван пришел?
Что за дурак неотесанный?
Нечестно у князя за столом сидит,

насмехается тебе, князю. А у моего сударя-батюшки была собачища старая, насилу таскалась по подстолью, и подавилась костью та собака; я схватил ее за хвост да бросил под гору: Тугарину то же от меня будет». Почернел Тугарин при этих словах, как осенняя ночь; стал светел Алеша, как светлый месяц. Опять понесли кушанья повара и принесли белую лебедь. Княгиня стала резать белую лебедь, обрезала левую руку, завернула рукавчиком, опустила под стол и сказала: «Княгини, боярыни! или мне резать лебедь, или смотреть на милую жизнь мою, на молодого Тугарина Змеевича». А Тугарин взял белую лебедь и всю вдруг проглотил, да еще тут же ковригу монастырскую. Заговорил опять Алеша на полатном брусу: «Ласковый Владимир князь!