Богатыри времен великого князя Владимира по русским песням

бери мою любимую дочь Афросинью». Дунай оставил Екима и пошел к высокому терему, где сидит Афросинья за тридцатью замками булатными, где

Буйные ветры не вихнут на нее,
Красное солнце лица не печет.

У этих палат были железные двери; крюки и пробои были по булату злачены. Дунай стал перед замкнутыми дверями и сказал: «Хоть ногу изломить, а двери выставить!» Он пнул в железные двери, сломались булатные крюки, и все палаты зашатались. Из дверей бросилась испуганная девица, как угорелая, и хочет целовать Дуная в уста. Дунай сказал: «Афросинья-королевишна! как

Ряженой кус – да не суженому есть!
Не целую я тебя в сахарныя уста.
А и бог тебя, красную девицу, милует:
Достанешься ты князю Владимиру».

Дунай взял ее за правую руку и повел из палат на широкий двор. Богатыри и красная девица хотели уже садиться на коней, как спохватился тут король Золотой Орды и просит Дуная, чтоб он подождал его мурз и уланов. Дунай исполняет его просьбу, и король отправляет своих мурз и уланов везти за Дунаем богатое приданое: золото, серебро, жемчуг и драгоценные камни. Скоро собравшись, все поехали к городу Киеву; едут неделю, едут другую; тут же везут и золотую казну. Не доехав ста верст до Киева, наехал Дунай бродучий след; взманил его этот след, и Дунай стал наказывать Екиму:

Гой еси, Еким сын Иванович!
Вези ты Афросинью-королевишну
Ко стольному городу ко Киеву,
Ко ласковому князю Владимиру, —
Честно, хвально и радостно.
Было бы нам чем похвалитися
Великому князю во Киеве.

Сказав это, сам Дунай поехал по свежему бродучему следу; едет он трое суток,

В четвертый сутки след дошел.

На потешных лугах, куда всегда ездит Владимир-князь охотиться, стоит белый шатер; в шатре держит опочив красная девица. Эта красная девица – Настасья-королевишна, сестра Афросиньи; другую жизнь вела она и сильным витязем ездила вольно по полям. Дунай вынул из налучна тугой лук, из колчана калену стрелу, вытянул за ухо калену стрелу с тетивою и хлестнул по сыру дубу; вспела тетива, дрогнула земля от богатырского удара; стрела угодила в дуб,

Изломала его в черенья ножевые[22]

.

Как угорелая, бросилась девица из шатра; Дунай ударил ее, сшиб с ног и выдернул булатное чингалище[23], чтобы разрезать ей грудь; девица взмолилась ему: «Удалой добрый молодец! Не коли ты меня, девицу, до смерти. Я отпросилась у батюшки с тем, что кто побьет меня в чистом поле, за того мне и замуж идти». Обрадовался Дунай ее слову и думает своим разумом:

Служил я, Дунай, во семи ордах,
Во семи ордах, семи королям,
А не мог себе выжить красные девицы;
Ноне я нашел во чистом поле
Обручницу, сопротивницу.

Обручились Дунай с Настасьей и обвенчались вокруг ракитова куста. Дунай отобрал у девицы бранное вооружение, кольчугу, и панцирь, и куяк, приказал ей надеть простую белую епанчу и поехал с ней к Киеву. В это время ехал князь Владимир от венца, и у новобрачного князя пошел свадебный пир. Дунай приехал к соборной церкви и просит у архиерея позволения обвенчать его с Настасьей. Дуная обвенчали[24], и новые молодые поехали к князю Владимиру, соскочили с коней на его широком дворе, и Дунай послал сказать князю:

Доложитесь князю Владимиру:
Не о том, что идти во светлы гридни, —
О том, что не в чем идти княгине молодой:
Платья женского только и есть одна епанечка белая.

Князь Владимир догадался: знает он, кого послать: послал он Чурилу Пленковича выдать цветное женское платье. – Здесь прямо намек на особенность Чурилы, которая полнее раскрывается в другой песне, собственно о нем. Выдали платье, богато снарядили княгиню новобрачную, повели молодых в светлые гридни и посадили за стол. Теперь уже две сестры сели за одним столом. Молодой Дунай Иванович

Женил он князя Владимира,
Да и сам тут же женился,
В том же столе столовати стал.