Читаем Богатырщина. Русские былины в пересказе Ильи Бояшова полностью

– Не найти тебе, Твердыня Мстиславович, во всём Господине Великом Новгороде такого гусляра, как я. А раз ты меня пригласил, то тогда уж и выслушай! Негоже мне, Садку, ютиться у входа вместе с нищими, как дворовому псу. Посади-ка меня рядом с собой и своею боярыней на дубовую лавку за дубовый стол, поднеси мне чарку первому – только тогда буду играть тебе и твоим гостям.

Рассердился боярин:

– Ах ты, глуздырь неоперённый, щень подворотная, как смеешь говорить мне подобное? Да кто ты такой, чтобы я тебя усаживал рядом с собой и своею боярыней? Молоко на твоих губах ещё не повысохло, борода твоя толком ещё не выросла, а уже старым людям приказываешь. Голь ты перекатная, теребень ты кабацкая – у тебя одни гусли-перегуды в товарищах. Вот как я накажу твою гордыню – попрошу всех честных новгородских купцов, чтобы впредь не звали они тебя на свои пиры.

Говорит Садко боярину:

– Голос мой таков, что им все дрозды-соловушки заслушиваются. А когда начинаю я по серебряным стрункам поваживать, никому не усидеть за посудой. Знает весь Господин Великий Новгород – без меня и пир не пир, и пляска не пляска!

Перекинул Садко за плечо свои гусли и отправился вон.

День минул, за ним другой, третий. Ждёт в избе гусляр, что позовут его на почестен пир, да только напрасно он из косящатого окошка выглядывает.

Говорит Садко на четвёртый день:

– Коли люди меня не слушают, пойду-ка я на Ильмень-озеро, сяду на бел-горюч камень, положу на колени свои яровчатые гуселышки, сыграю гусям-лебедям и серым уткам.

Пришёл он на берег Ильмень-озера, сел на бел-горюч камень и грянул что есть мочи плясовую: со всего Ильмень-озера слетелись к нему птицы, в самом же озере всколыхнулась вода, да только Садко того не заметил.

Неделя минула – не зовут Садко на почестен пир, не бегут за ним, не упрашивают.

Говорит Садко:

– Коли люди меня не слушают, пойду-ка я к Ильмень-озеру, сяду на бел-горюч камень, положу на колени свои гуселышки яровчатые, сыграю озёрным рыбам.

Вновь пришёл он на берег, положил на колени свои гуселышки; играет теперь озёрным рыбам. Рыб озёрных возле него видимо-невидимо: пляшут рыбы, из воды выскакивают. Ещё больше всколыхнулась вода, только Садко того не заметил.

Месяц пробежал – не зовут гусляра на почестен пир, словно его и на свете нет.

Говорит Садко:

– Коли люди меня не слушают, пойду-ка на берег Ильмень-озера, сяду на бел-горюч камень, положу на колени свои яровчатые гуселышки, сыграю самому Морскому царю.

Пришёл он на берег: играет теперь Морскому царю. Всколыхнулась вода в третий раз, забурлило Ильмень-озеро волнами – показался сам Морской царь. Высотою он с водяной холм, борода у него из тины озёрной, усы – словно два водопада, а зубы белые, как скатный жемчуг. В правой руке у царя копьецо трезубчатое, а в левой – раковина.

Говорит царь гусляру таковы слова:

– Здрав будь, славный Садко Новгородский! Хорошо ты на гуселышках-перегудах побренчиваешь, звонкий голос свой пробуешь. Давно я так не гулял, не радовался: ноги мои сами в пляс пускаются. Говори, что хочешь за то, чтобы меня, старинушку, и впредь веселить-баловать?

Гусляр отвечает:

– Ничего мне, царь, от тебя не надобно.

Морской царь не унимается. Говорит во второй након:

– Всё готов для тебя исполнить.

Садко, однако, упрямится:

– Ничего мне, царь, от тебя не надобно.

Морской царь говорит в третий након:

– Ты, Садко Новгородский, всхрапывай, да не захрапывайся, взбрыкивай, Садко, да не забрыкивайся.

Признался тогда Садко Морскому царю:

– Сильно обидели меня новгородские люди. Называют голью перекатной, кабацкой теребенью. А если зовут к себе, то сажают у дверей на берёзовую лавку за берёзовый стол, словно последнего нищего.

Говорит царь таковы слова:

– То беда невеликая! Вот тебе, Садко, от меня, Морского царя, ячеистая сеть покрепче просмолённого каната, потоньше конского волоса. Иди с этой сетью, не мешкая, на новгородский торг, созывай к себе именитых купцов, бейся с ними о великий заклад, что выловишь в Ильмень-озере рыб золотые перья. Цену подними самую высокую: пусть купцы заложат лавки с товарами, а ты, Садко, заложи свою буйную голову. Даю тебе слово: поймаешь ты в Ильмене никем не виданных рыб. А за то приходить тебе на берег со своими перегудами, яровчатыми гуселышками, пробегать по серебряным струнам, свой звонкий голос пробовать, забавить меня, Морского царя.

Ударили они по рукам. Взял Садко ячеистую сеть и отправился на новгородский торг. В первый раз окликал он купцов:

– Эй вы, купцы новгородские, подходите ко мне, гусляру Садко, хочу молвить вам заветное слово!

Не слышат его купцы, за лавками шумят и торгуются.

Во второй након зазывает Садко:

– Подходите ко мне, купцы новгородские, хочу молвить вам заветное слово!

Не подходят к нему купцы, за лавками шумят и торгуются.

В третий раз позвал гусляр купцов новгородских – да всё без толку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История о великом князе Московском
История о великом князе Московском

Андрей Михайлович Курбский происходил из княжеского рода. Входил в названную им "Избранной радой" группу единомышленников и помощников Ивана IV Грозного, проводившую структурные реформы, направленные на укрепление самодержавной власти царя. Принимал деятельное участие во взятии Казани в 1552. После падения правительства Сильвестра и А. Ф. Адашева в судьбе Курбского мало что изменилось. В 1560 он был назначен главнокомандующим рус. войсками в Ливонии, но после ряда побед потерпел поражение в битве под Невелем в 1562. Полученная рана спасла Курбского от немедленной опалы, он был назначен наместником в Юрьев Ливонский. Справедливо оценив это назначение, как готовящуюся расправу, Курбский в 1564 бежал в Великое княжество Литовское, заранее сговорившись с королем Сигизмундом II Августом, и написал Ивану IV "злокусательное" письмо, в которомром обвинил царя в казнях и жестокостях по отношению к невинным людям. Сочинения Курбского являются яркой публицистикой и ценным историческим источником. В своей "Истории о великом князе Московском, о делах, еже слышахом у достоверных мужей и еже видехом очима нашима" (1573 г.) Курбский выступил против тиранства, полагая, что и у царя есть обязанности по отношению к подданным.

Андрей Михайлович Курбский

Древнерусская литература / Образование и наука / Древние книги / История