Богатырские хроники

Я обезножил в малолетстве. Мать говорила: сглаз. А я помнил другое: бежал лесом, и вдруг на меня такой страх напал, что больше ни шагу не сделал. Так и нашли меня потом в этом лесу, и то хорошо, что вовремя спохватились, а то погиб бы дитятя. В лета, в которые Добрыня с Алешей подвиги уже совершали. я-то ползал, выл по ночам тихонько. Сколько сейчас Добрыне? Тридцать четыре? А Алеше? Тридцать пять? О-ХО-ХО… А я-то до тридцати трех годочков либо на печи лежал, либо по двору ползал. Сразу тяжеленек вырос, палки не держат, ломаются… О-хо-хо… Ночью в кулак вою, а днем кобылу за ноги поднимаю. Силен был и не хотел отчего-то слабеть. Родители со двора в поле — а я на двор, кулаком дрова колоть. С девкой уж после ученичества сошелся, а так — безногий, убогий, куда?

И вот однажды сижу я на печи, растворяется дверь, входит Святогор. Он уже тогда седой был и на меня телом похожий — как дубок такой. «Это ты, — говорит, — не ходишь, а коня поднимаешь?» «Я», — говорю. — «И дрова, говорят, кулаком колешь?» — «Колю». — «А ну-ка», — говорит и бросает мне кругляш какой-то желтый, блестящий. Не знал я, что это золото, а взял и смял. «Ого», — говорит Святогор. «Ого», — говорю. «А ну пошли», — говорит Святогор. «Как пошли?» — А он смеется. Зло меня взяло, но и надежда тоже какая-то появилась — спустил я ноги с печи.

Стою. Шатаются ноженьки под моей тяжестью, но — ходят! Я Святогору — земной поклон.

А он говорит: «Со мной поедешь». И повез меня, безногого почти еще, и по дороге расходил. И стал меня учить. Поначалу Силу мою пробовал немного, а потом говорит: «Жалко, но не такой ты будешь богатырь. Учись другому». И многому научил. Меч и лук в руки дал, научил лошадей знать, лес, поле. Смерть моя была — языки, по-степняковски и по-гречески. Плакал. Не могу. А Святогор: учись! Брови нахмурит, а я тогда, даром что за тридцать, а еще Дитя дитем, боюсь его, учусь. Ну и пригодилось. Все пригодилось, чему Святогор учил. А Сила — да без Нее спокойнее.

Едем однажды со Святогором по степи, он и говорит: принеси мне, говорит, волос с головы степняка только саму голову, Илья, не трогай, а то знаю я тебя, ничего себе, послал! Поскакал я в степь, вижу, степняки едут. Я им наперерез, мечом клик, рукой хвать — и у степняка проплешина на боку, а у меня клок волос его. Они за мной: потому что если волос возьмешь у человека, значит, порчу на него навести хочешь. Это я уже потом сообразил, когда они за мной гнались. Что делать — не ложиться же в степи самому, положил я пятерых, и того, с проплешиной, тоже. Отстали. Успокоились, видно: тот-то все равно уже мертвый был, не страшна ему порча стала. Возвращаюсь к Святогору. «Принес?» — «Принес». — «Голова цела?»— «Нет». — «Почему?» Рассказал я. Недоволен Святогор. «Принеси мне, — говорит, — стрелу степняка, только самому степняку не вреди». Поскакал я в степь. Нашел других степняков. Давайте, говорю, стрелами меняться. Они: не от Волхва ли ты, что стрелами меняться зовешь, погубить нас колдовством хочешь? Тьфу ты, далось им это колдовство! Снова — ввязали они меня в драку, троих положил, у них стрелы взял. Приезжаю к Святогору. «Принес?» — «Принес». — «Степняк цел?» — «Убит». Покачал головой Святогор. Говорит мне: принеси мне меч степняка, только помни — не трогай, не губи живой души, лиходей. Поехал я.

Золотом бренчу. «Продай меч», — говорю. «Что, русская собака, — кричит он мне, — свой-то меч пропил?» Освирепел я, кончил степняка. Молчит Святогор. Помолчал, помолчал, говорит: «Не будет из тебя толку, Илья. Зря я на тебя силы тратил». Сел на коня и уехал. Я на землю сел и плачу. Потом озлился, поехал в другую сторону. Вижу — степняки. «Давай, — говорю, — степняки, силой померяемся: кто кого за волосы от земли приподнимет». Они — ты, говорят, здоровый очень. А я говорю — вас двое меня поднимать и я вас двоих. Схватили они меня. Не стал я упираться, волос жалко было. Подняли. И я их поднял, да волосики их к руке моей прилипли. Спрятал я волосики.

«Что, — говорю, — степняки, кто по лезвию меча на руках пройдет?»

Подивились они, прикопали меч в землю. «Отойдите, — говорю. — Сейчас Силу показывать буду». Они отбежали, понятное дело, а я меч хвать, на коня — и деру. Они мне вслед стрелы пускать, я одну рукой поймал и ушел от них.

Догнал Святогора. Вот, говорю, тебе и волос, и стрела, и меч, и рассказал, как дело было. Обнял меня Святогор. Кончилось, говорит, твое учение, Илья. Ступай теперь ты в поле без меня. Как ни просил я его, ничего не слушал, а только махнул рукой и уехал, и стал я с той поры сам странствовать.

Но только, на мой вкус, волос проще с головой вместе взять.

Потянулась зима. Добрыня уехал к матери на север. Там же его и Никита ждал, которому теперь предстояло выслушать всю историю — и как Добрыня победил Смородинку, и как Алеша победил самого Волхва.