Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады

Хмельницкий быстро проверил, не является ли польское отступление мнимым, увидел, что это шляхетский конец и бросил свои полки в погоню. Шляхтич Самуил Твардовский писал о Пилявицком позоре: «Когда крылатые гусары днем пришли в лагерь большим отрядом, они не могли рассредоточиться в этой тесноте для встречи с врагом. В это время шанцы за греблей были взяты, пехота с орудиями полностью уничтожена, а из конных хоругвей, которые переправились на ту сторону, ни одна не вернулась целой. О, кто бы мог описать эту ночь и перенесенную беду! Рука моя не хочет двигаться дальше, описывать невиданный позор и срам моего всегда рыцарского народа. Наброшу покров на глаза свои. Не остановить движение скалы, которая оторвалась от горы и не поднять Трои, когда она ввергнута в прах! Какой шум, какой хаос господствовал там, когда множество людей не ведая даже в чем дело, выскакивали из своих пристанищ, бросали оружие на землю, а другие только от сна вскочив, хватались за что попало – кто за коня, кто за саблю, кто за узду, кто за седло. Раненых, больных, все бросили и вверяли жизнь своим ногам. Все добро и богатство, которое имели тут поляки, все отдали они во владение своим хлопам».

В первых рядах бегущих несся Бешеный Ярема, остановившийся только у Львова с криком, что «украинцы – презренный народ», а многие панята ураганом летели до Вислы. Сбежавших с поля боя догоняла казацкая погоня, и поляков было побито столько, что звери не успевали поедать их разодетые в смерть трупы.

Казаки взяли почти сто орудий, весь стотысячный возовой обоз с имуществом в десять миллионов злотых и это была колоссальная сумма. Хмельницкий сразу же разослал по Речи Посполитой и Европе свои универсалы, в которых писал, что на поле под Пилявцами поляки оставили на десять миллионов злотых добра и на тысячу миллионов позора. Варшава попыталась ответить слухом, что изменник Богдан победил колдовством, напустив на шляхту ужасный страх и гетман мгновенно ответил сенату на всю страну, с улыбкой показав на свою саблю: – вот ваш страх!

На Украине стали называть панов «пилявчиками»: – Добре паны выбрались на свадьбу, только силу силенную скарба и кошта протрынькали.

Победа Войска Запорожского над карательной польской армией потрясла Речь Посполитую, начавшую, наконец, говорить, что это кара за высокомерие. Шляхта массово побежала к балтийскому побережью, потому что «страх и великая тревога, каких нельзя ни произнести, ни описать и в которые не поверит тот, кто этого не видел, охватил всех жителей огромной республики».

Не стало шляхты в Подолии и на Волыни, а на Днепре ее уже давно не было. В Беларуси казаки вошли в открытые мещанами Пинск, Мозарь и Гомель. 14 сентября 1648 года решилась судьба миллионов людей и Украина протянула к Богдану Великому свободные от ляшских невольничьих оков руки.

Польская Корона навсегда упустила возможность подавить Украинскую революцию, которая грозно воскликнула: «Молчи, ляше – по Случь наше!» Из села в село передавали слова Богдана Хмельницкого о Пилявицком сражении:

– Молодцы ляшки-панки, вырядились на битву, как на банкет – мы им и накрыли праздничные столы. Так тикали гоноровые свет за очи, что в беспамятстве соскакивали с лошадей и бежали наперегонки, давя друг друга.

16 сентября, через два дня после победы, Богдан собрал старшинскую раду, чтобы напомнить полковникам, особенно новым, почему Войско Запорожское не может атаковать Варшаву и вообще заходить на коренные польские земли. В закрытом характерниками от подслушивания парадном зале Пилявецкого замка, цвет украинского казачества слушал четкие и продуманные слова Богдана Великого, читавшего души своих витязей, как раскрытые книги:

– Вы говорите: веди войско на Варшаву и на край света. Не надо края, ибо свою землю имеем. Но не надо нам и польскую Варшаву, потому что мы там чужие. Уже вокруг Кракова веками забиваемые рабством крестьяне заговорили так, что затряслись от страха их хозяева-желудки: «Если бы бог дал нам своего Хмельницкого, мы бы тоже показали шляхте, как издеваться над хлопами». Обратите внимание, панове-рыцари, польские селяне хотят именно своего, польского Хмельницкого, украинский им не подходит. А уж Варшава легко представит его всей Европе вдохновителем восстания подданных против господ, которое может раскатиться и по соседним странам.

Не забывайте, паны-полковники, что в стратегических государственных делах холодный бесстрастный разум всегда идет впереди удали, завзятья и пылкого сердца. Сейчас, после Желтых Вод, Корсуни и Пилявиц не мы бунтари, а королята-магнаты, ни во что не ставящие закон. За нами народная правда, и поэтому мы при соседском нейтралитете изгнали из днепровской Украины польских оккупантов, как грабителей из своей хаты.