Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады

Время пустопорожних разговоров Варшавы и Чигирина закончилось, пошло время окровавленной по рукоять сабли, у которого не видно было конца. Теперь только гений Хмельницкого и частокол казацких клинков могли дотла стереть этих бессчетных шляхетных упырей, столетиями с урчанием сосавших чужую им народную кровь. Богдан использовал все мыслимые и немыслимые возможности для такой близкой и такой далекой окончательной украинской победы.

В самого начала 1649 года скорые гонцы и посольства залетали между Чигирином и Москвой. 16 апреля в гетманскую ставку прибыло первое царское полномочное посольство Григория Унковского и Хмельницкий с непроницаемым для эмоций лицом слушал заготовленные посольские речи, хорошо зная, что Боярская Дума всегда будет выжидать, когда же Польская корона и Украина доведут друг друга до изнеможения и станут, наконец, более сговорчивыми с надменным до тошноты восточным соседом:

– Его Царскому Величеству своих государевых ратных людей на помощь Войску Запорожскому дать нельзя из-за договора о вечном мире с Речью Посполитой, так же как нельзя и Украину принять в Царского Величества сторону. Когда казаки своей силой от короля и магнатов станут свободны и захотят под Его Царского Величества руку, то тогда он изволит их принять.

А послали бы Хмельницкий и старшина от себя польским панам-раде нарочных послов, чтобы эти паны-рада Царского Величества милости поискали, выбрали бы его себе государем на Корону Польскую и Великое княжество Литовское и тем бы междоусобную войну и кровь уняли.

Степенно выговорив плоды большого боярского коллективного ума, Унковский напыщенно передал Хмельницкому и, очень сосредоточенный, чтобы случайно не улыбнуться, или не дай бог, не расхохотаться, старшине «образцовое письмо» – обязательный наказ, как полностью следует писать бесконечный царский титул Алексея Михайловича и предупредил, что любая ошибка в этом титуле на Москве считается государственным преступлением. Гетман вежливо ответил, что Польская Корона обращает внимание только на подпертые силой слова и отправил вместе с Унковским в Москву своего политического советника и побратима Федора Вишняка.

Узнав об украинском посольстве на восток, Варшава тут же прислала в Москву своих представителей, в соответствии с Поляновским миром 1634 года потребовавших прервать все контакты с изменником Хмельницким. Впрочем, сейм и сенат по своей многолетней привычке, назначил в послы невменяемых шляхтичей, которые высекли сами себя и Польскую Корону. Посланники-королята в дипломатическом грузе навезли в столицу Московского царства море контрабанды, которой стали нагло торговать прямо из отведенного им дома, да и сами вели себя в официальных гостях по-варшавски разнузданно.

Воспользовавшись тем, что «послы Речи Посполитой, будучи у великого государя, своей дуростью, развязностью, пьянством, табачной и винной торговлей вечного докончания не подкрепили», Москва не стала продлевать с Варшавой русско-польский Поляновский мирный договор. Царь и бояре понимали, что восстание Хмельницкого дает им возможность отвоевать у Польши Смоленск, а по поводу самой Украины видно будет.

Богдан побеспокоился, чтобы о поведении официального польского посольства пьяниц и контрабандистов в Москве узнали в Европе. Впрочем, государственные соседи Речи Посполитой давно знали ее очумелую цену. Увидев силу созданного Хмельницким стотысячного Войска Запорожского, монархические соседи пока решили в домашнюю войну шляхты и казаков не вмешиваться. Там видно будет. Чигирин и Варшава летом 1649 года оставались один на один, и это была очередная победа украинского гетмана.

Хмельницкий, видя, как за Львовом формируется новая польская армия вторжения, послал в Варшаву протест, на который сенат улыбчиво ответил: «Хочешь мира – готовься к войне!» Богдан тут же на всю Европу возразил: «Готовься – но не веди ее!» В ответ, нагло и спокойно сорвав Переяславское перемирие, 21 мая 1649 года регулярные хоругви Адама Фирлея рванулись на Волынь.

Огнем и мечом жолнеры и шляхта начали восстанавливать старые панские порядки на юго-восточных крессах Речи Посполитой. Казацкие полки заслона, стоявшие цепью от Случи до Чигирина, поддерживаемые селянами и мещанами, в кровавой пене пятились назад, уступая огромной польской силе. Через пять дней после 21 мая навстречу армии вторжения из Белой Церкви вышла отмобилизованное Войско Запорожское во главе с гетманом и через несколько десятилетий достоверный казацкий летописец-хронист Самовидец писал: «При Богдане Хмельницком в полках было неисчислимое войско, потому что некоторые полки имели казаков больше двадцати тысяч каждый, а иная сотня тысячу. Все, что было живым, поднялось в казачество. Иные люди, сколько их было, все шли со двора, только одного дома оставляли».