Боги глубокого космоса

— Брат мой старший, Никита. Мы с ним погодки, но похожи почти как близнецы. Были, — добавил он, поморщившись. — Он погиб буквально через неделю после того, как улетел из учебки по распределению. Хотя и стрелял лучше меня, и вообще — отличник боевой подготовки. А я вот, как показала практика, более везучий; оказалось, это гораздо важнее, — хмыкнул мужчина. В ответ на мой тихий всхлип Нил вздрогнул от неожиданности и перевёл озадаченный взгляд на меня. А я смущённо опустила глаза и уткнулась лицом в его плечо. — Эй, бесёнок, ты чего?! Хорошая моя, ну, не плачь, всё в порядке, — с тревожным удивлением проговорил он, перекатываясь по кровати и оказываясь сверху. Приподнялся на локте, чуть отстраняясь, чтобы заглянуть мне в лицо.

— Извини, — пробормотала я, снова всхлипнув, и попыталась вытереть глаза запястьем. — Просто это всё… так грустно, и я никогда не могла понять необходимости… Кому, зачем нужны все эти смерти? Я пыталась представить, что будет, если вдруг с папой или с мамой что-то случится, но мне сразу становилось так страшно, и я старалась на что-нибудь отвлечься. А ты — вот так, совсем один… и всё равно такой добрый, такой нежный, такой замечательный, — сбивчиво пробормотала я, чувствуя, что слёзы никак не хотят успокаиваться. Нил перехватил моё запястье, отводя в сторону.

— Милая моя, родная, не плачь, — просил он, перемежая слова поцелуями, осушая губами мои слёзы. — Я же не один, у меня есть ты. Любимый мой маленький бесёнок, всё хорошо, не надо плакать!

Мужчина целовал меня, шептал ласковые слова, гладил, окутывая своим теплом и утешая. А я с жаром отвечала на его ласки, целуя в ответ, прижимаясь к нему, но всё никак не могла успокоиться. Мне было так больно и грустно, будто я плакала не о незнакомых людях, погибших много лет назад, а о ком-то очень родном и близком.

Слёзы кончились как-то вдруг — и совершенно, будто их и не было. Осталась только трепетная нежность и замешанная на обожании любовь, слишком огромная для двух крошечных разумных существ.

Она пронизывала весь мир, оплетала собой галактики, бесконечная и всеобъемлющая — негатив межзвёздной пустоты с крошечными чёрными точками вырванных из первозданного слепящего света звёзд. Антоним бесстрастного вакуума, высшая форма бытия и исконный, заложенный самим Создателем смысл жизни. На какие-то мгновения нам посчастливилось соприкоснуться с ней, стать крошечной её частью и — каплей дождя из грозовой тучи упасть обратно в океан реальности. Такими же, какими и были до, но — изменёнными и перекроенными на новый лад. Лучше, ближе, правильней…

После великолепно проведённого дня и совершенно волшебной ночи утро наступило… обычное. Спокойное, уютное и сонное. И от этого оно казалось ещё лучше и ещё уместнее, и даже нахмурившееся небо за окнами, сеющее на землю мелкий дождь, не портило ни картины, ни настроения.

День прошёл также размеренно и неторопливо, как начался, за ним — следующий, ещё и ещё. Так легко и спокойно мне не было никогда прежде; может быть, только давным-давно, в детстве, когда все мои странности пусть и с трудом, но укладывались в принятые нормы поведения, и в жизни моей самой страшной проблемой была разбитая коленка или ещё что-то столь же значимое.

Учебный процесс доставлял массу удовольствия, а отношения с соучениками окончательно устаканились. Натан всё так же приравнивал меня, как и всех прочих, к элементам интерьера, с Эльзой мы постепенно становились если не подругами, то приятельницами — точно. А Илья хоть и продолжал флиртовать, но делал это скорее машинально, чем с какими-то далеко идущими планами.

Нил всё время моего отсутствия проводил с драконом, и они не просто болтали обо всём, а тренировались. Как раздражённо ворчал Нил, он «пытался за три дня освоить то, чему Чак учился несколько лет». То есть, надо полагать, развивали те самые способности Видящего, которые были нужны для путешествий в компании дракона. Я порывалась присоединиться к ним и тоже попробовать свои таланты на практике, потому что Дар мой скромно помалкивал, и никаких его проявлений, кроме воплотившегося дракона и тех странных привидений на «Гордой деве», до сих пор не наблюдалось. Но Ара только отмахнулся, сообщив, что уж мне-то волноваться не о чем, всё будет в порядке.

Время «полевых испытаний» пришло дней через двадцать после «свадебных торжеств» или около того, точную дату я не высчитывала. Утро выходного дня началось с довольно раннего подъёма, где-то через час после которого мы, взгромоздившись на спину Ары, отбыли в неизвестном направлении. Отбыли, к слову, вполне тривиальным способом: полетели.