Боги, гробницы и ученые

Остатки различных культур образуют в этой местности настоящий «слоеный пирог». Представим себе следующую картину: некий араб приносит археологу в его служебный кабинет в Багдаде несколько покрытых клинописью глиняных табличек. В этих табличках, найденных, возможно, в районе Бехистуна, речь идет о персидском царе Дарии. Археолог, у которого всегда под рукой сочинения Геродота и исследования современных ученых, может легко удостовериться в том, что в 500-х годах до н. э. власть Дария достигла своего апогея и что в это время он правил огромной державой. В других табличках археолог найдет древние родословные, упоминания о войнах, опустошениях, убийствах. Он может найти там сведения о царе Хаммурапи и его державе, время расцвета которой приходится примерно на 1700-е годы до н. э., или о царе Синаххерибе и тем самым о третьей огромной державе, существовавшей в конце VIII — начале VII века до н. э. И для того чтобы продолжить цикл сообщений о гигантских империях прошлого, ему достаточно последовать за своим арабом. Он найдет его на ближайшем углу усевшимся на корточках рядом с уличным певцом-сказителем, однотонно, с выразительными паузами повествующим о знаменитом халифе Харуне ар-Рашиде, который в 800 году н. э. — в Западной Европе правил в это время Карл Великий — достиг зенита своей славы и могущества.

Если к этому добавить еще и результаты новейших изысканий, то окажется, что на территории, расположенной между нынешними Дамаском и Ширазом, сменились на протяжении тысячелетий шесть различных цивилизаций, каждая из которых оказывала в пору своего расцвета большое влияние на весь древний мир. Эти цивилизации, стиснутые на узком пространстве, обогащали друг друга и были в то же время совершенно независимыми; время их существования заняло более пяти тысячелетий, — во многом ужасных, но во многом и величественных тысячелетий истории человечества. По сравнению с многообразием слоев, с которыми пришлось столкнуться археологам в Двуречье, девять слоев шлимановской Трои представлялись проблемой весьма несложной — ведь среди этих девяти слоев только один имел всемирно-историческое значение. Бесчисленное множество слоев, обнаруженных в Двуречье, не имело вообще никакого значения, так, например, под одним из обнаруженных аккадских городов, относящихся к третьему тысячелетию до н. э., ученые насчитали пять слоев мусора. К этому времени Вавилон еще не успел родиться! Вполне понятно, что на протяжении такого огромного периода времени менялись не только языки, но и письменность. Точно так же, как между иероглифами, существовала разница и между клинописными знаками, и то, что Ботта послал в Париж, было совершенно не похоже на то, что привез с собой из Персеполя Нибур. Однако именно персепольские тексты (этим объясняется тот факт, что во всех первых публикациях о дешифровке клинописи речь всегда идет не о вавилонских или ассирийских надписях, а о персепольских) — эти таблицы, возраст которых исчислялся двумя с половиной тысячелетиями, явились ключом к тем текстам, которые были извлечены теперь на свет в долине Евфрата и Тигра.

Дешифровка этих таблиц явилась достижением гения, одной из величайших побед человеческого разума, которая стоит в одном ряду с самыми выдающимися открытиями в области науки и техники.

Георг Фридрих Гротефенд родился в Германии в городе Мюнхене 9 июня 1775 года. Учился он в лицее сначала в родном городе, затем в Ильфельде, после чего изучал филологию в Геттингене. В 1797 году он был назначен помощником учителя в городской школе, в 1803 году — проректором, а впоследствии конректором гимназии во Франкфурте-на-Майне; в 1817 году он основал общество по изучению немецкого языка, в 1821 году занял пост директора лицея в Ганновере, а в 1849 году перешел на пенсию; 15 декабря 1853 года Гротефенд скончался.

В возрасте двадцати семи лет этому ничем до сих пор не отличившемуся человеку, жизненный путь которого был всегда безупречно ясным, однажды, когда он был навеселе, вдруг взбрело в голову заключить поистине сумасбродное пари: он поспорил, что ему удастся найти ключ к дешифровке клинописных текстов. В его распоряжении не было ничего, если не считать нескольких скверных копий персепольских надписей. Это, однако, не помешало ему с юношеской беззаботностью приступить к разрешению проблемы, и он сделал то, что считали невозможным лучшие ученые его времени. В 1802 году он доложил Академии наук в Геттингене о первых результатах своих исследований. Его многочисленные последующие труды по филологии сегодня не представляют никакого интереса и давно преданы забвению, но статья «К вопросу об объяснении персепольской клинописи» никогда не потеряет своего значения и никогда не будет забыта.