Однажды дал он вина пастухам, но те, не зная, что такое опьянение, решили, что Икарий отравил их, убили его, а тело зарыли в горах. Дочь Икария Эригона долго искала отца и наконец с помощью своей собаки Майры нашла его гробницу. В отчаянии повесилась несчастная Эригона на том самом дереве, под которым лежало тело её отца. Дионис взял Икария, Эригону и её собаку Майру на небо. С той поры горят они на небе ясной ночью – это созвездия Волопаса, Девы и Большого Пса.
Мидас
Однажды весёлый Дионис с шумной толпой менад и сатиров бродил по лесистым скалам Тмола во Фригии[62]. Не было в свите Диониса лишь Силена. Он отстал и, спотыкаясь на каждом шагу, сильно охмелевший, брёл по фригийским полям. Увидали его крестьяне, связали гирляндами из цветов и отвели к царю Мидасу. Мидас тотчас узнал учителя Диониса, с почётом принял его в своём дворце. Девять дней чествовал он бога роскошными пирами, а на десятый день привёл к нему Силена. Обрадовался Дионис и позволил Мидасу в награду за тот почёт, который он оказал его учителю, выбрать себе любой дар. Тогда Мидас воскликнул:
– О, великий бог Дионис, повели, чтобы всё, к чему я прикоснусь, превращалось в чистое блестящее золото!
Дионис исполнил желание Мидаса, хоть и пожалел, что не избрал тот себе лучшего дара.
Ликуя, удалился Мидас и, радуясь полученному дару, сорвал зелёную ветвь с дуба – тотчас в золотую превратилась ветвь; сорвал в поле колосья – стали те золотыми, с золотыми зёрнами; сорвал яблоко – яблоко тоже обратилось в золото, словно из садов гесперид. Всё, к чему прикасался Мидас, тотчас обращалось в золото, а когда мыл руки, вместо воды стекали с них золотые капли. Ликовал Мидас. Вот пришёл он в свой дворец, где слуги приготовили богатый пир, и, счастливый, возлёг за стол. Тут-то он и понял, какой ужасный дар выпросил у Диониса. От одного прикосновения Мидаса всё обращалось в золото. Золотыми становились у него во рту и все яства, и вино. Испугавшись, что погибнет от голода, простёр он руки к небу и воскликнул:
– Смилуйся, смилуйся, о Дионис! Прости! Я молю тебя о милости! Возьми назад этот дар!
Явился Дионис и сказал Мидасу:
– Иди к истокам Пактола[63], смой в его водах с тела этот дар и свою вину.
Отправился Мидас по велению Диониса к истокам Пактола и погрузился в его чистые воды. Золотом заструились воды Пактола и смыли с тела Мидаса дар, полученный от бога. С тех пор златоносным стал Пактол.
Пан[64]
Среди свиты Диониса часто можно было видеть и бога Пана. Когда родился великий Пан, то мать его, нимфа Дриопа, взглянув на сына, в ужасе обратилась в бегство. Он родился с козлиными ногами и рогами и с длинной бородой. Гермес, отец его, обрадовался рождению сына, взял его на руки и отнёс на светлый Олимп к богам. Все боги громко радовались рождению Пана и смеялись, глядя на него.
Бог Пан не остался жить с богами на Олимпе: ушёл в тенистые леса, в горы. Там пас он стада, играя на звучной свирели. Лишь только услышат нимфы чудные звуки свирели Пана, как толпами спешат к нему, окружают его, и вскоре весёлый хоровод движется по зелёной уединённой долине под звуки музыки. Пан и сам любил принимать участие в танцах нимф. Когда развеселится Пан, тогда поднимется в лесах по склонам гор весёлый шум. Весело резвятся нимфы и сатиры вместе с шумливым козлоногим Паном. Когда же наступает жаркий полдень, Пан удаляется в густую чащу леса или в прохладный грот и там отдыхает. Опасно беспокоить тогда Пана – вспыльчив он, может в гневе послать тяжёлый давящий сон, а может, неожиданно появившись, испугать потревожившего его путника. Наконец, может наслать он и панический страх: такой ужас, когда человек опрометью бросается бежать, не разбирая дороги, через леса, через горы, по краю пропастей, не замечая, что бегство ежеминутно грозит ему гибелью. Случалось, что Пан целому войску внушал подобный страх, и оно обращалось в неудержимое бегство. Не следует раздражать Пана: когда вспылит, он грозен, – но если не гневается, то милостив и добродушен. Много благ посылает он пастухам. Бережёт и холит стада греков великий Пан, весёлый участник плясок неистовых менад, частый спутник бога вина Диониса.
Пан и Сиринга
И великого Пана не миновали стрелы златокрылого Эрота. Полюбил он прекрасную нимфу Сирингу. Горда была нимфа и отвергала любовь всех. Как и для дочери Латоны, великой Артемиды, так и для Сиринги охота была любимым занятием. Часто даже принимали Сирингу за Артемиду – так прекрасна была юная нимфа в своей короткой одежде, с колчаном за плечами и с луком в руках. Как две капли воды походила она тогда на Артемиду, лишь лук её был из рога, а не золотой, как у великой богини.