Пустынная, дикая местность на самом краю земли, в стране скифов. Суровые скалы уходят за облака своими остроконечными вершинами. Кругом – никакой растительности, не видно ни единой травки, всё голо и мрачно. Всюду высятся тёмные громады камней, оторвавшихся от скал. Море шумит и грохочет, ударяясь своими валами о подножие скал, и высоко взлетают солёные брызги. Морской пеной покрыты прибрежные камни. Далеко за скалами виднеются снежные вершины Кавказских гор, подёрнутые лёгкой дымкой. Постепенно заволакивают даль грозные тучи, скрывая горные вершины. Всё выше и выше поднимаются по небу тучи и закрывают солнце. Ещё мрачнее становится всё кругом. Безотрадная, суровая местность. Никогда ещё не ступала здесь нога человека. Сюда-то, на край земли, привели скованного титана Прометея, чтобы приковать несокрушимыми цепями к вершине скалы, неодолимые слуги громовержца, Сила и Власть. Громадные тела их словно высечены из гранита. Не знают сердца их жалости, в глазах их никогда не светится сострадание, их лица суровы, как скалы, которые стоят вокруг. Печальный, низко склонив голову, идёт за ними бог Гефест со своим тяжёлым молотом. Ужасное дело предстоит ему: своими руками должен приковать он друга Прометея. Глубокая скорбь гнетёт Гефеста, но не смеет он ослушаться отца своего, громовержца Зевса, потому что знает, как неумолимо карает он неповиновение.
Сила и Власть возвели Прометея на вершину скалы и стали торопить Гефеста приниматься за работу. Их жестокие речи вызывают у Гефеста ещё больше страданий за друга. Неохотно взялся он за свой громадный молот: только необходимость заставляет его повиноваться, – но торопит его Сила:
– Скорей, скорей бери оковы! Прикуй Прометея могучими ударами молота к скале. Напрасна твоя скорбь о нём, ведь ты скорбишь о враге Зевса.
Сила грозит гневом Зевса Гефесту, если не прикуёт он Прометея так, чтобы ничто не могло освободить его. Гефест приковывает к скале несокрушимыми цепями руки и ноги Прометея. Как ненавидит он теперь своё искусство – ведь благодаря ему должен приковать друга на долгие муки. Неумолимые служители Зевса всё время следят за его работой.
– Сильней бей молотом! Крепче стягивай оковы! Не смей их ослаблять! Хитёр Прометей, искусно умеет он находить выход и из неодолимых препятствий, – говорит Сила. – Крепче прикуй его, пусть здесь узнает он, каково обманывать Зевса.
– О, как подходят жестокие слова ко всему твоему суровому облику! – восклицает Гефест, принимаясь за работу.
Скала содрогается от тяжких ударов молота, и от края до края земли разносится грохот могучих ударов. Прикован наконец Прометей. Но это ещё не всё, нужно ещё прибить его к скале, пронзив ему грудь стальным несокрушимым остриём. Медлит Гефест, наконец восклицает:
– О Прометей! Как скорблю я, видя твои муки!
– Опять ты медлишь! – гневно говорит Гефесту Сила. – Ты всё скорбишь о враге Зевса! Смотри, как бы не пришлось тебе скорбеть о самом себе!
Наконец всё окончено. Всё сделано так, как повелел Зевс. Прикован титан, а грудь его пронзило стальное остриё. Издеваясь над Прометеем, говорит ему Сила:
– Ну вот, здесь ты можешь быть сколько хочешь надменным; будь горд по-прежнему! Давай теперь смертным дары богов, похищенные тобой! Посмотрим, в силах ли будут помочь тебе твои смертные. Придётся тебе самому подумать о том, как освободиться из этих оков.
Но Прометей хранит гордое молчание. За всё время, пока приковывал его Гефест к скале, не проронил он ни единого слова, даже тихий стон не вырвался у него, ничем не выдал своих страданий.
Ушли слуги Зевса, Сила и Власть, а с ними ушёл и печальный Гефест. Один остался Прометей. Только теперь, когда слышать его могли лишь море да мрачные тучи, тяжкий стон вырвался из пронзённой груди могучего титана, только теперь стал он сетовать на злую судьбу свою.
Громко воскликнул Прометей, невыразимым страданием и скорбью прозвучали его сетования:
– О божественный Эфир и вы, быстронесущиеся ветры, о источники рек и несмолкающий рокот морских волн, о Земля, всеобщая праматерь, о всевидящее Солнце, обегающее весь круг земли, – всех вас зову я в свидетели! Смотрите, что терплю я! Вы видите, какой позор должен нести я неисчислимые годы! О горе, горе! Стонать я буду от мук и теперь, и много-много веков! Как найти мне конец моим страданиям? Но что же говорю я! Ведь я же знал всё, что будет. Муки эти не постигли меня нежданно. Я знал, что неизбежны веления грозного рока. Я должен нести эти муки! За что же? За то, что дал великие дары смертным, за это я должен страдать так невыносимо, и не избежать мне этих мук. О горе, горе!