Затем идёт уже очень подробно рассматривавшееся нами описание воздвигнутого Владимиром в 980 году святилища Пятерых. Иногда также сообщается, что дядька будущего крестителя, хазарин Добрыня, воздвиг кумир Перуна в Новгороде.
Из этого иногда делаются далеко идущие выводы — например, что Перун-де почитался исключительно в южной половине Руси, а в северной почитали Волоса (опять та же попытка превратить общеславянских Богов в местных или племенных кумиров, что и со «сборной» версией происхождения Киевского Пятибожия).
При этом чрезвычайно сложно было бы объяснить, отчего, скажем, в заведомо южнорусском «Слове о полку Игореве» совершенно не упомянут Перун, зато присутствует упоминание о Волосе/Велесе («Бояне, Велесов внуче»).
Или отчего князья варяжской Руси, в Киев пришедшие с севера, считают «Богом своим» именно Перуна. Или отчего в Пскове, где немец- путешественник И.Вундерер видел в XVI веке каменные кумиры Перуна и Хорса, до XX века бранились: «Сбей тебя Перун!» Подобные ругательства бытовали и в Белоруссии («Каб цябе Пярун треснув!») и Словакии («Паром те забив!»).
В Словакии почитание Перуна-Паруна-Парома продолжалось до позапрошлого столетия, про него рассказывали предания, его упоминали в речи, ему, кажется, даже жертвы приносили.
В новгородских преданиях основание капища Громовержца на холме над Волховом, где впоследствии встанет православный Перыньский монастырь, приписывалось сыну легендарного прародителя Славена, Волху Славеновичу (Волху все Славичу, Вольге свет Славьичу русских былин).
В данном случае — как и во многих других — археологический факт оказывается на стороне фольклора. Весомый щелчок по носу иных снобов-историков, употребляющих слово «фольклор» как какое-то ругательство! Раскопки Седова на Перыньском холме подтвердили существование там святилища по крайней мере с VII века.
Огромный холм венчала статуя Громовержца с пылающим перед нею костром (про неугасимый костёр перед кумиром древнего Бога гроз новгородцы рассказывали ещё Адаму Олеарию в XVII веке).
Вокруг холма был прорыт ров с восемью круглыми ямами- лепестками (вот тут сравнение с лепестками гораздо уместней, чем в случае киевского святилища[42]
), ориентированными по сторонам света. Подобный ров окружал и место идола на святилище горы Богит в Западной Украине — там, скорее всего, стоял прославленный Збручский идол. В каждом из лепестков тоже горел костёр.Так что ни о «южном» происхождении Перуна, ни о возведении Добрыней
Сын рабыни, хазарский полукровка, братоубийца должен был всеми силами демонстрировать верность древним обычаям и почтение к Богам. Допускаю, впрочем, что как раз предание об установлении Добрыней кумира Перуна в Новгороде и есть фольклор — та не лучшая его разновидность, что связывает любую местную достопримечательность с именем последней побывавшей в этих краях знаменитости.
Так, по свидетельству Костомарова курганы Новгородчины, быть может помнившие варягов Рюрика, приписывались обывателями Новгородской губернии Ивану Грозному и Марфе Посаднице.
Так название реки Ворсклы (связанное чуть ли не с праславянами скифских времен, сколотами) и выложенные из камней на Соловецких островах и берегах Белого моря лабиринты каменного века местное предание уверенно приписывают Петру Первому (река якобы получила свое название — «Вор скла, стекла» — из-за утопшей в ней «подозрительной трубки» императора, а вот к чему государю потребовалось громоздить каменные круги — не уточняют).
Холмы и курганы на берегах Камы, по уверениям местных крестьян — земля, вытрясенная из сапога Пугачёвым, а фаллический камень в городе Плес (скорее всего святыня языческих, возможно даже, дославянских времён), установил-де Фёдор Иванович Шаляпин в назидание неверной любовнице.
Ровно по этому же принципу к моменту составления летописей древнее капище могли приписывать дядьке Крестителя. Как было разрушено святилище в Киеве и подвергся особому поруганию кумир Громовержца, я, читатель, Вам уже рассказывал. В Новгороде, согласно местным летописям, однако, всё не обошлось так просто — кумир якобы кричал: «О, горе! Ох, мне! Достался немилостивым этим рукам!»
Но, проплывая под Волховским мостом, кинул на него свою палицу со словами: «Тешьтесь, новгородские люди, а меня поминайте!» Там и «поминали» сурового Бога регулярными побоищами вечевых партий,[43]
а также и казнями — осуждённых вечем оглушали палицей и скидывали в Волхов, где как раз под мостом была незамерзающая полынья.