Боги и влюбленные (СИ)

— Ликиск, ты обрел в Пилате друга и союзника, так что на твоем месте я бы не стал беспокоиться о Вителлии. Пилат не позволит себе потерять такого ценного человека, как ты.

— Это успокаивает, — ответил я, — если Пилат останется на своем посту.

Застонав, Марк Либер потянул меня за волосы.

— Какой же ты мрачный!

Ночь была прохладной, в открытом окне виднелась луна. Занимаясь любовью, трибун был нежен и щедр, и я знал, что в таком добродушном настроении он готов выслушать мои самые невероятные просьбы.

— Когда Абенадар отправится за Вараввой, — сказал я, лежа рядом с ним, опустив голову на стоявшую на локте руку, а другой поглаживая его плоский, твердый живот, — мне бы хотелось пойти с ним.

Повернувшись и положив ладонь мне на затылок, Марк Либер нахмурился.

— Мне это не слишком нравится.

— Знаешь, я уже не ребенок.

Он рассмеялся.

— Ты каждый день напоминаешь мне об этом. Должен сказать, ты растешь так быстро, что я начинаю чувствовать себя стариком.

— Нет, — я притянул его и поцеловал в губы. — Ты всегда молод.

— Много времени прошло с тех пор, как я согласился бы с этим, Ликиск.

— Молодость — это то, как ты себя чувствуешь, а не сколько тебе лет.

Он усмехнулся и поцеловал меня в лоб.

— У тебя речь дипломата. Возможно, Рим бы выиграл, если бы прокуратором Иудеи был ты.

— Если бы им был я, я бы приказал разрешить Ликиску оказать помощь в аресте Вараввы.

— Я поговорю с Абенадаром.

— Зачем с ним говорить? Ты командир. Прикажи ему взять меня с собой.

Несмотря на поражение, он весело рассмеялся.

— Ладно. Я не могу с тобой спорить. Мы все пойдем. Абенадар, я и ты.

С восторженным воплем я прижался к нему, и скоро мы потерялись в стремительном потоке страсти и любви, которая была так сильна и глубока, что, казалось, я тонул в ней. Служа Приапу, я был тем, кого хотели видеть во мне другие, и отдавал себя с готовностью, зная, что они желают мое тело, а не самого Ликиска. Если бы они хотели моей любви, я бы их разочаровал — мое сердце принадлежало только трибуну. Сейчас, сдаваясь натиску нежности единственного мужчины, которого я любил, я знал — ему нужна моя любовь, и он с готовностью дарил свою. Этого было вполне достаточно, чтобы избавить меня от любых кошмаров, что могли ожидать меня в будущем.

В то утро глаза центуриона горели огнем Марса.

Вместе с командой легионеров мы проехали квартал сыроваров, держа путь на юг мимо форума и скромного городского театра, оставили по правую руку богатые дома Никодима и жрецов Храма и направились к воротам Фонтана и Силоамскому бассейну.

За воротами мы свернули к долине Кедрон, пересекли небольшой ручей и вновь оказались на холмах. Скоро нам на глаза попалась оливковая роща и пресс, а рядом — симпатичный сад, который евреи называли Гефсиманским. После этого мы вышли на Иерихонскую дорогу, которая вела к серовато-коричневым холмам на востоке за сонной деревней Вифанией. До города было близко, не больше двух миль.

Как и Вифлеем, который я увидел первым среди окружавших Иерусалим деревень, Вифания не слишком впечатляла. Если бы не изобилие фиговых деревьев, я бы не понял, зачем здесь кому-то жить. Мы быстро миновали деревню под гневными, подозрительными взглядами местных жителей, однако никто не сказал нам ни слова. (Наша военная экспедиция выглядела весьма внушительной: впереди ехали трибун и центурион, за ними — я, затем старшина, сержанты и солдаты, лучшие всадники иерусалимского гарнизона; ни одного сирийца, только римляне — мы быстро выучили урок). В своей штатской одежде я привлекал любопытные взгляды толпившихся у колодца Вифании евреев. (Я умолял, чтобы на время похода мне дали униформу, но Марк Либер запретил: «Слишком опасно»).

По мере приближения к области, где предполагалось найти Варавву и его людей, мы перестали разговаривать и мягкими касаниями успокаивали лошадей. Солнце стояло в зените, всем хотелось пить, но мы двигались вперед, как можно тише ведя лошадей по скользким камням и внимательно оглядывая окружавшие нас скалы и утесы. Холмы были изъедены пещерами. Оказавшись неподалеку от места, которое мы искали, все спешились и дальше направились пешком.

Абенадар оказался изобретательным командиром, искусно разделив людей, выслав патрули и распределив солдат, чтобы те окружили пещеру, расположенную впереди и чуть выше. Солдаты двигались стремительно, держа наготове мечи и луки со стрелами. Весь маневр был выполнен быстро и тихо. Если люди, которых мы искали, скрывались в пещере, они не проявили признаков того, что заметили нас.

Мне пришлось остаться сзади, с лошадьми, с арьергардом военных, не меньше моего расстроенных тем, что они не там, где скоро должно было развернуться сражение (если информация Иосифа была верна).

Марк Либер отправился вперед, плечом к плечу со своим заместителем; трибун соблюдал спокойствие, позволив Абенадару отдавать приказы. Друзья отлично работали вместе, словно пара лошадей на скачках колесниц, зная и заранее чувствуя, что собирается сделать другой. Я видел, насколько тесно сплотила этих людей военная служба.