Боги лотоса. Критические заметки о мифах, верованиях и мистике Востока

- Будто в реке захлебнулся, - объяснил я, постигая на ходу искусство процеживать сквозь зубы слова и короткие вдохи. - Где ты условился встретиться с этим шерпа? Как бы нам не разминуться.

- Дорога только одна. Никуда с нее не денешься, если, конечно, не загремишь в пропасть. Так что держись правой стороны, дорогой товарищ. Ачча?

- Япуду, - несколько мрачно откликнулся я. По-тибетски это выражение, как и многозначное индийское ачча, означало о'кэй.

Так и не знаю, что тогда казалось мне важнее: увидеть Эверест или познакомиться с настоящим проводником шерпа - представителем прославленного народа прирожденных альпинистов.

Название «шерпа», строго говоря, означает: люди с востока. Так племена, говорящие на тибетских диалектах, именовали горцев восточного Непала. Ныне благодаря успехам альпинизма шерпа распространились по всем Гималаям. В Дарджилинге, Гангтоке, Ка-лимпонге - всюду можно отыскать этих смелых, добрых и выносливых людей, готовых по первому зову отправиться на штурм ледяной цитадели.

Близ Нагпала, главного перевала на древнем пути из Индии в Тибет, я как-то забрел в шерпскую деревушку, где впервые отведал чанг. Белое, как сыворотка, и кислое, но удивительно приятное пиво понравилось мне чрезвычайно. Я выпил целый чайник и с тех пор не упускал случая пропустить «деревяшку». Женщины шерпа иногда выносили его на продажу в литровых сосудах из дерева. К сожалению, мой непальский переводчик Миша не знал ни слова по-шерпски, а мужчины, говорившие по-непальски, отлучились по каким-то своим делам. Поэтому все мое общение с очаровательными горянками свелось к двум словам: «Чанг?» - при встрече, «Туджи чей» [1] - при расставании.

[1 Благодарю (тибет.).]

Готовясь к посещению Джомолунгмы, слово «экспедиция», как вы понимаете, не совсем подходит к данному случаю, я втихомолку выучил еще десятка три тибетских слов. Вместе с сотней непальских это, по моему глубокому убеждению, составляло приличный запас. Надо ли объяснять, что мне не терпелось блеснуть познаниями? Очевидно, тогда я и сделал окончательный выбор между Джомолунгмой и проводником. «Черт с ним, с туманом, - подумал я, - лишь бы пришел этот шерпа».

С Эверестом мне фатально не везло. В первый раз я его вообще пропустил. Летчик, любезно разрешивший мне фотографировать с высоты, увлекся разговором с хорошенькой кармелиткой-миссионеркой и забыл, когда волна за волной стали выплывать из-за горизонта белые гребни, указать главный. Так и не знаю, какие из знаменитых пиков видел. Можно сказать, все и ничего. В другой же раз снег забил перевал Лхо-ла, откуда хорошо виден юго-западный склон Госпожи Великих Снегов. Вокруг колосился ячмень и порхали серо-голубые беззаботные мотыльки, а в двухстах метрах по вертикали завывала метель.

Как талисман таскал я повсюду с собой серебристую прослюденную плитку, взятую на высоте 5600 метров, храня надежду перекрыть этот сугубо личный рекорд.

Не о Макалу, Лхотсе, Ама Даблам или Чо Ойю мечтал я в бессонные ночи, проведенные у подножия божественных восьмитысячников. Мне виделись белые чортэни Тьянгбоче, ячьи хвосты флагов, железные черепа загадочного Ронбука, розовые стены Мустанга.

Но пока все складывалось не в мою пользу. То снежный заряд затыкал перевалы, то внезапное таяние сносило мосты.

Что же касается Эвереста, то в третий раз я пытался разглядеть его с Тигрового холма. Как и подавляющее большинство простаков, я принимал за него Макалу или даже Лхотсе, которые выдвинуты на передний план и несколько заслоняют собой такую невзрачную издалека вершину мира.

Все это мне объяснил потом альпинист-англичанин, с которым мы завтракали за одним столиком в гостинице «Маунт Аннапурна». Недавно я узнал из газет, что он погиб при штурме Эвереста.

Так что особых надежд на успех у меня на сей раз не было. Да и какая, в сущности, разница: видел я «самую-самую» с расстояния в столько-то километров или не видел? Разве что потом приятно будет отвечать на вопросы. В утвердительной форме, разумеется. И без излишней детализации. Нет уж, увольте! - я будил в себе злость.

- Не видел, а если видел, то проглядел! - вот каков будет мой ответ.

Но самолюбие тут же готовило добавку:

- Зато удостоился лицезреть Годуин Ос-тен. Это вторая вершина мира. Не слыхали? Расположена на северной границе Кашмира. Альпинисты называют ее просто К-2. Серьезная горка.

Погруженный в суетные мысли, без тени отрешенности в душе, я плелся по каменистой дороге, натыкаясь на ямы и осыпи.

- Ты ничего не слышишь? - остановил меня приятель.

- Нет. А что?

- По-моему, звонят.

- Тогда сними трубку, - неуклюже пошутил я.

Но тут и я услышал тоненький прерывистый звон.

- Это дрилбу!

- Что? - не понял он.

- Ламаистский колокольчик! Этот серебряный зов ни с чем не спутаешь.

- А что я говорил?! Приободрившись, мы зашагали с удвоенной силой.

Шерпа поджидал нас возле обо, куда я поспешил бросить каменную плитку, подобранную возле оставленной машины.

- Я как только услышал, что вы идете, - сказал он по-английски, - так сразу же начал звонить.