Боги мёртвого мира

Первое в его жизни убийство не принесло долгожданного освобождения, не сделало его счастливее, но также и не заставило сердце дрогнуть от жалости к своей жертве. Не то, чего он ожидал. Убийца почувствовал легкое разочарование. Он должен был получить удовольствие, и он его получит.

Келл вошел в следующую комнату, и картина повторилась. Но в этот раз он не медлил. Безжалостно разрубил шею, окропив темными каплями стену, столик со свитками и свою одежду, разбрызгал немного спирта на умирающее тело брата и вышел.

Подступило безумие, которое он долго скрывал под маской смирения.

После четвертого монаха он уже вошел во вкус и убивал легко. Решил, что проявляет излишнее милосердие и убийцы совсем не мучаются перед смертью. Решил, что справедливее было бы надругаться над ними. Рубил руки и ноги, раскидывал их по комнате, пинал отрубленные головы перед собой по коридору, как будто играет в мяч, с диким хохотом кромсал тела кинжалами. Помочился на одного из монахов, решил, что поступает глупо и отвел струю в сторону, попутно замочив пальцы. Выругал себя за слабость и принялся за своих жертв с новым приливом остервенения. Бранил и проклинал своих учителей такими словами, какие всю жизнь боялся произносить даже мысленно. В завете Единого Бога говорится: смирение и покаяние, там говорится: нет большего греха, чем отнять жизнь у слуг божьих. Значит, не видать ему света на Той стороне, если этот свет, конечно, не очередная выдумка священнослужителей для осуществления контроля над массами.

Берта нигде не было видно, но Келлу было все равно: он веселился, богохульствовал и убивал.

Никто так и не оказал ему сопротивления. Все, на что были способны монахи в одурманенном состоянии – поднять руку перед собой или промычать что-то не вполне разумное. Прикончив двенадцать монахов, он отправился в другое крыло. Оно находилось чуть дальше от кухни, и в коридоре валялись несколько человек, которые не успели дойти до своих комнат, прежде чем начал действовать яд. Там он продолжил свои зверства. Один из братьев лежал на животе, и Келлгар даже не стал переворачивать его на спину, чтобы посмотреть жертве в лицо. Он воткнул меч в спину брата чуть ниже левой лопатки. Другой монах сидел, привалившись к стене. Он был слишком молод, чтобы участвовать в расправе над деревней пятнадцать лет назад, но Келл не пощадил и его. В ту ночь черные всадники тоже никого не щадили. Пусть скажут спасибо за быструю смерть, а то ведь по всем правилам полагалось для начала их отыметь. Келл склонился над очередным монахом, но вдруг почувствовал боль в затылке. Оглушенный он упал на пол. Голова кружилась, но он ясно различил над собой темную фигуру. Брат Анри. Почему он его упустил? Ведь Келл не видел, как Анри входил или выходил из трапезной. И за свою ошибку сейчас поплатится жизнью, так и не завершив дело кровавой мести.

Обычно мягкие черты лица старшего наставника исказились гневом и болью, он занес меч для решающего удара, пока Келлгар еще не успел перевернуться на спину или схватить выпавшее из рук оружие.

«Вот и все», – успел подумать мужчина. Невозможно приготовиться к смерти, и Келл выдал самую естественную реакцию на приближающийся конец: страх. Он зажмурился, а в мыслях уже рисовались картины холодных пальцев тьмы с Той стороны, которыми он отныне будет навечно скован.

Брат Анри тяжело вздохнул, замер на мгновение и медленно опустил голову. Из его живота торчал меч. Старик выронил из ослабевших пальцев оружие и пошатнулся. Берт вытащил из его спины меч, и брат свалился на Келла. Молодой баронет стоял бледный как смерть с выпученными от ужаса глазами и раскрытым ртом в тщетных попытках вздохнуть. Это его первое убийство. По прихоти судьбы-злодейки он лишил жизни своими руками того, чей смерти хотел меньше всего.

Келлгар, такой же бледный и напуганный, вылез из-под тела наставника – тот еще был жив – и подобрал свое оружие. Юноши таращились друг на друга одинаково ошалелыми глазами в попытках осознать, что же сейчас произошло. У Берта подкосились ноги, он едва успел опереться о стену, как его обильно вывернуло на и без того запачканные полы гимназии.

Келл мог думать лишь о том, как только что чудом избежал смерти. Оба парня готовы были расплакаться, каждый по своей причине, и лишь благодаря присутствию другого держали себя в руках. Келл хлопнул товарища по плечу.

– Спасибо, дружище, я в долгу перед тобой. – Он откашлялся и отвел глаза – от трупов, и от липкой крови, заливающей коридоры, и от темного пятна блевотины. – Я увлекся. Надо закончить начатое.

Берт промычал что-то не вполне внятное: все его мысли сейчас занимал затихающий в последних судорогах брат Анри.