Но пока, до моря, Марк кавалеристом становился, и получалось это у него вовсе не плохо. Ехал он на невысоком вороном коньке, а у коня белая звездочка во лбу, хвост волнистый, что редко бывает, ноги сухие, резвые и способные с места так рвануть, что дух захватывает. Как и все другие, Марков конь был походом измотан, но молодость брала свое, и он то и дело забывал об усталости, взмахивал головой и начинал идти танцующим шагом. Воронок, это его кличка, был не первым Марковым конем. До этого была у него большая и сильная кобылица, потом гнедой конь с могучей грудью и после него — серый конь. К каждому из них он готов был привязаться всем сердцем, но не успевал: Сидорыч не давал им долго под Марком быть. У моряка свое на уме было. В батарее присмотрел он небольшого конька с корпусом гончего пса, но командир батареи был железного характера человек, и даже Сидорыч не мог размягчить его. Он требовал в обмен на Воронка артиллерийскую лошадь и указывал на одну такую в первом эскадроне. А бойцу, конь которого полюбился командиру батареи, нравился серый конь из третьего эскадрона. Сидорыч начал длинную цепь обменов. Первоначальную кобылицу Марка он променял в полковой обоз известному щеголю, полковому портному, носившему при себе два револьвера и чугунную гранату на поясе. За кобылицу, он получил небольшую, но крепкую лошадку портного и вдобавок полушубок, который тот подогнал для Марка. С тех пор портной ехал в конце колонны на большой кобылице и, как говорили шутники, делал вид, что ему вовсе не холодно и полушубка не жалко. Лошадь портного Сидорыч променял на злого жеребца, дав в придачу колоду игральных карт. Он возил с собой карты, вызывая всеобщую зависть, но никто не знал, что есть у него запасная колода. Ее он и вручил при обмене. Когда на отдыхе в третьем эскадроне попытались поиграть в карты, то оказалось, что шести не достает. Потрясенные в своих лучших чувствах бойцы из третьего эскадрона, с шумом и бранью явились во второй:
«А вы, ребята, на картонках нарисуйте карты, каких не хватает», — поучал их Сидорыч. — «Я вам и картоночки припас».
Коня, за которым явились обманутые, у же не было. Сидорыч быстренько обменял его на одного коня, а этого уже променял на того серого, в которого был влюблен боец из первого эскадрона. Потом, получив наконец артиллерийского коня, он отдал его в батарею, и дальше Марк поехал на Воронке — коне молодом, веселом, радующем морской глаз Сидорыча.
Был очень морозный, но и очень ясный день. Полк растянулся по дороге, и над ним витало марево — пар от людского и конского дыхания. Марк ехал рядом с Сидорычем, когда впереди родился крик:
«Марка к комполка!»
Корней вызывал Марка. Прежде, чем отпустить, Сидорыч всегда осматривал его. И теперь он поправил на нем ремень от карабина, приказал заправить концы шарфа под полушубок и только потом послал вперед.
Поскакал Марк по обочине дороги, догнал Корнея, неуверенно отдал ему честь, как того строжайше требовал Сидорыч. Корней засмеялся:
«Ты совсем бойцом стал, Марк», — сказал он. — «Конь у тебя славный, оружие прекрасное и одет по-походному».
«Сидорыч достал», — сказал Марк. Ему было приятно слышать похвалу Корнея.
«Он вроде отца для тебя», — сказал Корней. — «У меня как-то всегда не хватает времени присмотреть за тобой. Но скажи, Марк, правду: ты очень голодаешь? И почему ты стал так редко ко мне показываться? Я ведь говорил тебе, что ты можешь часть похода проводить на пулеметной тачанке. Там можно поспать, к тому же у пулеметчиков всегда найдется что-нибудь поесть. Сегодня командир пулеметного эскадрона сказал, что ты не являешься к нему. Почему?»
«Все едут верхом, и я хочу со всеми», — сказал Марк. Поглядев на похудевшее лицо Корнея, Марк подумал, что он сам голодает.
«Вы, товарищ комполка, не беспокойтесь, мы не голодные», — сказал он.
«Это еще что за новости? С чего ты вдруг ко мне так служебно говоришь?», — спросил Корней.
Марку так адресоваться к Корнею приказал Сидорыч — по всей военной форме — но не принимает этого Корней.
«Мы, Корней, не голодные», — сказал он, обращаясь к брату в более привычной форме. — «Сидорыч из-под земли выроет, а найдет, что пошамать».
«Слова дурные торопишься перенимать», — поморщился Корней. — «Такие слова городское жулье употребляет, а ты из благородного мужицкого рода. Что ты ел сегодня?»
«Сегодня я еще не ел», — признался Марк. — «Но приедем в село и Сидорыч…»
«Знаю, добудет еду. А время уже к вечеру и ты голодный. От такого питания, брат, можешь недомерком оказаться. Зачем нам, Суровым, поскребыш малого калибра?»
Марк не мог понять, шутит Корней, или серьезно говорит — если шутит, тогда самое время обидеться. На всякий случай сказал:
«Не маленький же я, сам знаешь».