Боги не дремлют

Я собрался поинтересоваться, где это она здесь собирается отыскать лошадиных барышников, но не успел. В дверь поповского дома ударил тяжелый сапог завоевателя, она с грохотом распахнулась, и в горницу ввалились красные уланы второго гвардейского полка Великой армии. Мы от неожиданности вскочили. Непрошенных гостей было четверо и с первого взгляда стало понятно, что они пьяные в стельку.

Увидев в русской избе пехотинца и хорошо одетую женщину, они очень обрадовались. Я их оптимизма не разделил и встал так, что бы нас отделял стол. Мой маневр остался незамеченным, потому что все внимание оказалось, сосредоточено на даме и ларце. Вперед вышел юный корнет. Он был невысокого роста, стройный и еле держался на ногах.

— Мадам, — обратился он к Матильде, — мы рады вас приветствовать. Надеюсь, вы понимаете по-французски?

— Я тоже рада вас видеть, господа, я француженка, — ответила вдова. — Прошу садиться.

Встреча с соотечественницей очень обрадовала уланов, они начали расшаркиваться, потом, оставив свои пики и мушкетоны у входа, чинно прошли в горницу и расселись по лавкам. Я, как обычно, молчал, что бы не вызывать вопросов своим произношением.

— Вы, я вижу, тут не одна, — продолжил тот же корнет, покосившись на меня. — Надеюсь, кавалеристы окажутся не хуже пехоты! Ненавижу пехоту! — добавил он, смерив меня наглым взглядом.

Товарищи поддержали его кивками и легким рычанием. Это был прямой вызов, но я промолчал, не зная, что предпринять, Устраивать сразу же драку за «честь рода войск», было бы, по меньшей мере, неразумно. Все страсти легко погасила Матильда. Она очаровательно улыбнулась, и неожиданно для меня сказала:

— Знакомьтесь, мосье, это мой брат!

Суровые лица сразу расцвели улыбками. Брат, а не соперник их, кажется, устроил. Мне же было непонятно, как Матильда сможет объяснить, что ее брат плохо говорит по-французски, да еще с русским акцентом. Оказалось, что она учла и это:

— Мой дорогой Жан лечится здесь после тяжелого ранения в голову, он бедняга совсем не может говорить…

Уланы сочувственно на меня посмотрели и отдали честь. Теперь нужно было как-то продолжать игру, но я со своей, немотой оказался выключен из общего действия. Руководство взяла на себя Матильда. Она улыбнулась корнету, и сразу взяла быка за рога:

— Господа, у меня в карете есть вино, не хотели бы вы отметить наше знакомство?

Ответом, как нетрудно догадаться, был всеобщий восторг. Война и ненависть к пехоте были забыты, впереди был праздник и возможные плотские радости. На предложение, от которого не сможет отказаться ни один уважающий себя воин, был один общий ответ:

— Виват женщины и Франция!

Я был не в меньшем восторге, чем уланы. Матильда была великолепна. Такому артистизму и находчивости можно только завидовать. Тотчас два рядовых кавалериста под ее командой отправились за провиантом, а корнет с вахмистром устроились за столом. Я как младший по званию сел последним. Теперь, когда с женщиной все определилось, героев русского похода интересовал исключительно таинственный ларец. Они уставились на него как кот на сметану. Доблестные воины, не скрываясь, перемигивались и подталкивали друг друга локтями, потом вахмистр, не выдержав неизвестности, спросил:

— Эта шкатулка принадлежит мадам?

Я кивнул и открыл крышку ларца. Оба привстали с лавок и вытянули шеи, надеясь увидеть несметные сокровища. Увы, там были только рукописи покойного Пузырева.

— Ce sont des papiers, tout simplement, — разочарованно сказал вахмистр, теряя к ларцу всякий интерес.

Несколько минут мы сидели молча. Французов в тепле начало развозить, однако корнет сумел взять себя в руки и даже проявил ко мне вежливый интерес:

— Куда тебя ранили, товарищ?

Я приподнял волосы со лба и показал недавний сабельный шрам. Он произвел впечатление, корнет сказал соответствующую случаю банальность и сочувственно похлопал меня по плечу. На этом разговор застопорился, и мы молча ждали возвращения Матильды. Наконец она появилась, вместе со своей очаровательной улыбкой. Следом за ней уланы внесли две корзины с припасами. Я даже не знал, что у Пузыревых в карете был целый винный погреб. Радостно возбужденные солдаты расставили на столе бутылки. Только теперь я понял, что задумала француженка. Такое количество спиртного сбило бы с ног не то, что французских кавалеристов, даже русских сапожников.

Вдова тотчас развила бурную деятельность, нашла у батюшки в буфете несколько керамических кружек и мисок, начала сервировать стол. Уланы ей помогали. Наконец все было готово. Матильда попросила меня откупорить несколько бутылок русской водки, и, вполне в традиции своей новой родины, до краев наполнила кружки. Французы благосклонно за ней наблюдали, еще не представляя, какие их ждут испытания.

— Я хочу выпить за мадам, — начал было корнет, но дама перебила его.

— За меня выпьем позже, сначала мосье, я предлагаю тост за нашего великого императора! — сказала она, вставая. — Виват, император Наполеон! Пьем до дна!