Боги не играют по правилам

— Мы вместе пошли на дело. Вчера вечером. Сидим, значит, ждем. Холодно. Чертов дождь. Промокли, как воробьи на ветке. Кисель начал ныть, мол, замерзнем, заболеем и все такое. Ну, вы его знаете. Но тут из трактира вышел мужичок. Гляжу: наш клиент. Шатается, сопли развесил, ноги едва волочит. Кисель уже хотел было дать заднюю, но я говорю ему: «Не ссы, я все сделаю». И как только мужичок поравнялся с нами, я чпок его аккуратненько, кармашки оп-оп, — и тикать. Остановились, пересчитали: пять золотых и жменя медяков. Кисель говорит, мол, давай долю. Ну, я честно разделил добычу поровну: ему дал один золотой, тебе, король — два и себе — два, а медяки мы пропили. А что? Я всю работу сделал. Этот только хвостом бегал, да кашлял. В общем, выпили мы хорошо и я вырубился. А когда проснулся, глядь, — а денег-то нет. Это он меня обчистил. Он!

Король помолчал немного в кулак и медленно проговорил:

— А что ты скажешь, Кисель?

— Гонит пургу он! — Горбун закашлялся. — Не было вчера дождя.

По толпе прошелся смешок и одобрительное мычание.

— Взял я этого калеку на дело, — продолжил чахоточный, — из жалости. Проигрался он в «кости», и срок завтра выходит по долгу. Если не отдаст — вторую руку отрубят…

— Да, что он такое говорит!? — закричал Обрубок. — Не было такого…

Его заткнул молодчик ударом в живот.

— А я знал, что вчера у одного трактира попойка намечается и жирный клиент будет, — продолжил Кисель. — Обрубок все нервничал, норовил на первого встречного кинуться, насилу удержал. И вот, когда вышел жирный поросеночек, я носом почуял наживу. Набросились мы вдвоем. И пока я возился, Обрубок обчистил карманы и дал деру. Я его чуть догнал. Пересчитали добро: пять золотых и медяки. Про них я не говорю, а вот золотишко Обрубок хотел прикарманить и не делиться с тобой, король. Я ему сразу сказал, что это дурная затея, но он не унимался. В итоге, я взял два золотых: тебе один, король, и мне один, все по закону, а на остальное махнул рукой. После выпили мы, и я ничего не помню. Проснулся — карманы пустые. Нашел Обрубка уже тут под мостом, и он сразу накинулся на меня. Остальное ты знаешь.

Король какое-то время молча изучал бродяг, переводя взгляд с одного на другого, а потом сказал:

— Обрубок, кому ты деньги должен?

— Никому. Врет он. Ребята, — однорукий обратился к публике, — разве я кому-то из вас должен?

По толпе прошел легкий ропот, но никто не предъявил претензий Обрубку. Тогда король обратился к Киселю:

— Откуда ты знаешь о долге?

— Он мне сам сказал вчера. Я сидел у костра, трепался с народом, тут подошел Обрубок. Слово за слово, отошли в сторонку. Он спросил, не собираюсь ли я пойти на дело, а то деньги нужны, проигрался и все такое. Я поэтому его и взял.

— Опять врет! — закричал Обрубок.

— Сам ты врешь!

Толпа загудела, но король поднял руку, — и все стихли.

— Кто-нибудь хочет высказаться? — спросил он.

Стало еще тише.

— Похоже, у вас мало друзей, — продолжил король. — Тогда давайте проверим, что у вас в карманах.

Бугаи вмиг выпотрошили лохмотья заклятых врагов. На песок перед троном полетели корки хлеба, зеленое яблоко, медяки, нож, хвост сушеного судака, веревка и еще какое-то тряпье. Золота не было.

— Как обвиняемый, я имею право защищать свою честь в бою! — закричал Кисель.

Обрубок затрепыхался в руках молодчика.

— С радостью перережу твою поганую глотку!

— Я выпотрошу тебя, как рыбу! — ответил чахоточный. — Король, он проглотил монеты! Я понял!

— Тогда достань их! — твердо сказал светловолосый и сверкнул бирюзой в глазах.

Бродяг развели по разным концам площадки, и перед каждым в песок воткнулся нож. Обрубок схватил оружие, как-то по-звериному присел, ощетинился и истерически захохотал. Глаза налились кровью. Кисель же распрямился, скинул рванину, показав худое, но жилистое тело. Он подхватил нож и уверенно шагнул вперед.

Вода смоет все

Заклятые враги вцепились друг в друга, что псы и покатились по земле, поднимая клубы пыли. Полетели клочья волос, одежды. Брызнула первая кровь. Кисель все просчитал заранее: он перехватил единственную руку Обрубока, повалил того на землю и принялся орудовать ножом, будто заведенный. Однорукий бешено завопил и тяпнул врага зубами за шею. Теперь завыл Кисель, но силы быстро покидали калеку. Через несколько секунд все было кончено. Чахоточный с трудом вырвался из окровавленных челюстей, потеряв кусок шкуры, а Обрубок так и застыл с плотью в зубах.

Смеясь и кашляя, Кисель вспорол брюхо врага, покопался в потрохах, чуть не уйдя туда по пояс, и достал золотую монету. Она сверкнула огнем, и чахоточный истошно захохотал. Значит, вот как я выгляжу в такие моменты — зрелище не из приятных. Но победителя не судят.

Толпа взревела. Кто-то кинулся помочь Киселю подняться, но он отбился от заботливых рук и встал сам. Держа монету над головой, он подошел к королю, встал на одно колено и торжественно протянул золото на ладони. Прям, благородный рыцарь, защитник угнетенных и поборник правды.

Все ликовали. Но король хмурился. Он медленно взял монету, покрутил в руках и сказал:

— Встань. Смотри в глаза.