Боги не играют по правилам

Я встал в эффектную позу, широко расставив ноги. Ну, кто еще? Давайте! Боги любят веселье! Первые ряды бандитов присели. Лучники натянули тетивы, и я не успел опомниться, как в мою сторону полетели стрелы, попарно связанные веревками. Я, конечно, попытался отскочить, и, надо признать, ни одна стрела в меня не попала, но вот тонкие, но прочные шнуры буквально оплели тело.

Толпа ринулась вперед новой волной. Видимо они рассчитывали завалить меня и там уже довершить начатое, но не тут-то было. Я, хоть и был опутан веревками что мумия, но все еще оставался богом.

Первым же ударом клинка разрубаю горла сразу двум бродягам с кинжалами. Они падают, сбивая с ног напирающих сзади. Протыкаю спину рыжего молодчика, что жука булавкой и ухожу в сторону от бандитов, подоспевших сзади. Вновь перехватываю меч двумя руками — и давай орудовать направо и налево. Летят брызги крови. Хрустят кости. Трясется мясо. Получаю мечом в наплечник — держит, лишь гнется. Песок под ногами уже хлюпает. Пейте боги! Ваше здоровье!

В суматохе прилетает топором в спину — сбивает дыхание, вмятина трет позвонки. Откуда-то падает булава на макушку. В ушах — набат! Руки немеют, ноги подкашиваются, мысли размякают. Но я кромсаю врагов что заведенный. Кто-то дергает за веревку — чуть не падаю. Оборачиваюсь: волосатый крепыш ухватил за конец шнура и тянет. Уже с другой стороны дергают. Тянут сзади. Спереди. Того и гляди раздерут как жабу.

Я едва устоял на ногах и в мгновение ока отрубаю умникам конечности. Они остаются висеть адскими гирляндами.

Волна откатывает. На арене остается только гигант с пышной бородой и трезубцем в руках — настоящий Нептун. И я хорош: весь в веревках с отрубленными конечностями на концах — адское зрелище. Но пора бы убираться отсюда. Прыгаю к толпе и натыкаюсь на стену копий. Не сейчас. Сзади топает Нептун, замахивается и — я ныряю, перекатываюсь — и трезубец вгрызается в землю у самых пяток. Вскакиваю, когтем отрываю ухо бородачу и не глядя с размаху мечом — туда же. Клинок находит плоть — трепещет мясо. Боги! За вас…

Слева получаю секирой в забрало — из глаз сыплют искры, голова каменеет. Мычу от боли. Пальцы — колбаски. Меч выпадает из рук. Пытаюсь пошевелить языком, чтобы понять насколько сильно я отхватил. Но во рту — каша из зубной крошки, ошметков губ, кусков щеки и языка. Соленый теплый кисель течет за шиворот, обжигает грудь. Дышу захлебываясь. Что-то бьет по всему телу. Понимаю — земля. Часть забрала загнулась, словно рыболовный крючок и рвет щеку до ушей. Перед глазами кованый ботинок, словно говорит: «Привет» и наступает на вывернутую часть шлема. О, боги! Как же больно! Вою сиреной, и впиваюсь в лодыжку когтем — действует, сапог исчезает.

Сквозь гул в ушах слышу победные крики. Рано радуетесь, собаки. Перекатываюсь, но сверху наваливается жирдяй, скалится, брызжет слюной. Успеваю подобрать ноги и отшвыриваю мерзкого ублюдка. Вскакиваю. Боль — адская, но она лишь подстегивает. Нет, я не умру сегодня. Не тут и не так. Боги, и не надейтесь от меня так просто отделаться.

Уворачиваюсь от секиры, кручусь, подцепляю когтем бородатого разбойника и вырываю клокочущий кадык. Улыбаюсь, если можно назвать улыбкой тряску ошметков губ на оголенной кости челюсти. Теперь точно пора уходить… В спину врубается трезубец. Пробивает тело насквозь: слышу, как трутся острия о панцирь изнутри. Я дрожу как сосиска на вилке. Дышать не могу. Легкие горят огнем. Хватаю ртом воздух, но он не идет — свищет сквозь вывернутые зубы. Кровь быстро заполняет нагрудник. Надо уходить… Делаю шаг, но спотыкаюсь о какого-то мудака и подаю во тьму.

Убийственная игра

Все в комнате молча уставились на черный экран. Анька застыла с печеньем во рту, Виталий Борисович замер с бутылкой пива в руке, Ульяна Исааковна — с пилочкой для ногтей, а Октябрина Владленовна просто спала, повесив голову. Только Стелька на коленях у Аньки, встревоженная внезапной тишиной, повела ухом, но убедившись, что все в порядке, подложила лапки под голову и продолжила нежиться в сладкой дреме.

На VR-шлеме у Сашки заморгала красная лампочка — все тут же перевели взгляд на нее.

— Нет, — выдохнула Анька и выпустила печенье из рук.

Стелька подняла голову, понюхала кусочек и улеглась обратно.

— Что произошло? — спросил Виталий Борисович и поставил пиво на стол.

— Слился Сашка, — проснулась бабка.

— Как раз к обеду, — сказала Ульяна Исааковна и продолжила пилить ногти.

— Прошу вас, молчите, — шикнула Анька и прошептала: — Это индикатор погружения. Из-за смерти Сашка почти вышел из игры.

— Ну и хорошо, — сказала мама, — пусть выходит.

— Вы не понимаете, — взмолилась девушка, — если он сейчас выйдет, то может случиться нечто ужасное.

Теперь все смотрели на нее.

— Анна, — строго сказала Ульяна Исааковна и перешла на шепот, — ты должна все рассказать.

Но девушка не сводила глаз с моргающей красной лампочки. Каждый всплеск света приближал конец Сашки. Она знала это. Красный огонек отсчитывал последние секунды его жизни, словно бьющееся сердце у смертельно раненого человека.