Боги осенью

А вот о себе Алиса рассказывала значительно меньше. На вопросы, откуда они появились, она реагировала точно так же, как Геррик, – то есть, либо отмалчивалась, либо отвечала что-то неопределенное. Ясно было, что ей не хочется поднимать эту тему. И лишь однажды, когда мы, расслабленные после утренней физзарядки (так я ее называл), отдыхали под простыней, следя, как наползает на нас осенний бледно-слюдяной луч солнца, Алиса, глядя на него, точно загипнотизированная, начала говорить о холмистых равнинах, покрытых густыми травами, как они сливаются с зеленоватым небом на горизонте и как расцветают весной, покрытые миллионами лазоревых колокольчиков; о дубравах, которые перед грозой кричат человеческими голосами; о самумах, в одно мгновение срывающих листья с целой рощи и уносящих их, завив в столб до неба, куда-то за горизонт; о ярких звездных дождях, падающих почти каждое лето, иногда удается найти кусочек такой звезды и, заключенный в янтарь, он потом светится целую вечность; о мрачных замках, поднимающихся в излучинах неторопливых рек, о поселках свободных людей, разбросанных друг от друга на целые тысячи километров (как я понял, что-то вроде поселений американских первопроходцев); о своем доме, тоже высоком замке, с семи башен которого виднеется великое озеро Натайико; о громадных покоях, днем и ночью охраняемых дрессированными летучими мышами; о величественном тронном зале, четыре стены которого сделаны из драгоценных металлов: одна золотая, одна серебряная, одна платиновая и одна из красноватого фартрского электрума, в центре зала – фонтанчик, куда по подземным трубам течет вода из Хрустального источника в Гискарских горах, на потолке – малахитовая картина Древнего Царства (А теперь там хозяйничают солдаты Тенто, добавила она, скрипнув зубами. Я промолчал); рассказывала о страшных засухах, иногда приходящих из загадочной пустыни Гайум, – реки быстро спадают, обнажается дно в длинных водорослях, йодистый пар гниения докатывается до смотровых башен замка, трава на равнине становится хрупкой и серой, точно из пепла, ветры ломают ее и, вздув грязным облаком, уволакивают туда же, за горизонт, а потом рушится с неба ливень и земля превращается в липкую грязь, из мрака опустевших лесов выходят тарригры – помесь обезьяны и леопарда – и тогда стада диких буйволов жмутся к поселкам, а по ночам скользят вдоль улиц тени, выпивающие человека, как глоток воды.

– Басохи? – спросил я.

– Нет, басохи – это другое… – неохотно ответила Алиса. – Басохи – вообще, не из нашего мира. Они принадлежат Хорогру…

– Кому?

– Тому, кто рождает мрак и сам, как мертвый, живет в вечных тенях…

Обсуждать эту тему дальше она не пожелала. Меня удивило, что хищных зверей на Алломаре никто специально не истребляет.

– А зачем? – в свою очередь удивилась Алиса. – Каждый разумный человек может справиться с хищником.

– А если не справится? – поинтересовался я.

– Ну, значит, он… не слишком разумен. И тогда ему нечего делать в этом мире.

Здесь было что-то от жестоких законов Спарты. Странно звучали ее рассказы в обыкновенной петербургской квартире, среди кирпича и железных коммуникаций, стиснувших нас со всех сторон, среди обоев, громоздких шкафов, книжных полок. Это была сказка, которая никогда не проникает в реальность, забывается вместе с детством и возникает заново – в каждом подрастающем поколении. Сны, которые ни при каких обстоятельствах не превращаются в явь. Сны потому и снятся, что они – только сны. И все же сердце у меня слегка замирало при этих рассказах, а потом начинало биться часто и звонко. Я готов был слушать Алису целыми сутками. Сны иногда сбываются, – холмистые травяные равнины завораживали меня. Я буквально чувствовал ветер, несущийся над дубравами, слышал звон лазоревых колокольчиков, поющих каждое утро, видел вздымающееся над горизонтом зеленовато-светящееся громадное солнце. Алиса же говорила, что наш мир для них слишком грязен: слишком много каменных зданий, которые иссушают душу своей безжизненностью, слишком много асфальта, булыжника, кирпичей, гранита, даже вода у вас заключена в камень, слишком много металла, набитого в почву, слишком много всего такого, без чего человек мог бы вполне обойтись.

– Ну, например? – спрашивал я.

– Ну, например, этот ваш ужасающий транспорт. Эти железные фуры с резиновыми колесами. Какой смрад они испускают на улицах, фу-у-у… Дикое, совершенно варварское средство передвижения. Как вы можете ездить среди неживого железа? Нет, фу-у-у!.. Отвратительно!..

Что тут можно было ей возразить?

Кстати, некоторые моменты она не могла объяснить при всем желании. Например, из каких звездных далей они с Герриком попали сюда, на Землю? Наша система координат представлялась Алисе совершенной загадкой. Она искренне не могла втолковать мне, где находится ее холмисто-равнинный мир. Законы физики или астрономии не имели для нее конкретного содержания. По-моему, она их просто не знала и никогда ни о чем подобном не слышала. В ответ на мое искреннее недоумение она только пожимала плечами: