Боги, пиво и дурак. Том 2

Обернувшись к нам лицом, жрец запахнул свои одежды и неизвестно из какого места вытащил маленький медный ковш с длинной ручкой.

— Подношением может быть только то, что вмещается в священный сосуд подношений, — монотонно прогнусавил он. — Никакого дурмана, никаких папирос и прочих веществ...

— Мы вообще по поводу коров, — не стал дожидаться окончания тирады Берн.

— Коров?..

Жрецы как-то странно переглянулись, и второй, придвинувшись поближе к решетке, громким полушепотом прошипел:

— Ну что же вы кричите-то об этом, милейший? Дело-то деликатное. Коровок с месячного выгула уже всех в хлев загнали, так что того-самого их уже не получится...

— Получить опосредованное благословение, — важно поправил гнусавый.

— Да, оно самое, — подхватил его напарник. — Ну то есть не получится. Да и потом... — он покосился на Майю и еще больше понизил голос. — ... маленьких бычков в этом году не было...

— Фу ты хрень, да мы из «Парящего грифа», хлев ваш чистить! — выругался Берн.

— А-аа, — как-то разочарованно протянул гнусавый. — Вот оно что. Ну тогда заходите...

Он снова как по мановению волшебной палочки вытащил из складок своего полосатого одеяния огромный ключ, которым запросто можно было бы убить кого-нибудь, открыл замок и принялся с кряхтением крутить ручку подъемного механизма.

— Откуда он все это достает? — шепотом спросила у меня Камилла.

— У кого-то жопа, кажись, очень вместительная, — хихикнул Бобер.

Но под строгим взглядом жрецов сразу прикусил язык и сделал физиономию серьезной — насколько это было возможно с его торчащими зубами.

Ворота медленно приподнялись, и мы въехали на территорию святилища.

И, как ни странно, первым делом увидели вовсе не храм, а большой коровник. И лишь в отдалении, за хозяйственной постройкой маячили массивные очертания жилища Джасуры.

Справа и слева от входа в коровник располагались две большие железные чаши размером с приличную ванну.

— Лошадей привяжите здесь, — приказал гнусавый. — Теперь идемте, я вам все покажу. Священный хлев вот тут, яма для навоза — там, — он указал на вырытый котлован под стеной. — А во-оон там — мешки, тележки и опилки, которыми нужно потом присыпать пол в коровнике.

— А тут что? — спросил Берн, заглядывая в одну из чаш.

— Священные струпья чумных умерших, — не моргнув и глазом, сообщил жрец. — Так что плевать, харкать и сморкаться туда не следует.

Берн отшатнулся от чаши.

— Вот жеж хрень!.. — выругался он и принялся брезгливо вытирать руки об штаны.

— В другой чаше — головы посвященных великому богу жрецов, скончавшихся по его благословению, — сообщил второй жрец. — Проходя мимо них, следует благоговейно поклониться...

— Лёха, тут есть твои собратья, — негромко сказал я своему некроманту. И из любопытства приблизился ко второй чаше.

— Плевать в них тоже не стоит, — продолжал между тем служитель святилища. — потому что...

Заглянув в чашу, я обомлел.

Потому что головы в ней были живыми! Они смотрели на меня, хлопали ресницами и шевелили губами.

И тут одна из голов, страшная и сморщенная, странно причмокнула, и в меня полетел хороший такой, обильный плевок.

Я вовремя отпрянул и тихо ругнулся.

— Да, потому что они могут плюнуть в ответ, — все так же невозмутимо проговорил жрец.

— Я в него не плевал! — попытался я оправдаться.

— Чего не знаю, того не знаю, бог Джасура всем нам судья, — монотонно ответил жрец.

— Я должна убедиться, что проход между храмом и хлевом закрыт и запечатан, — деловито заявила Майя.

— Никаких проблем, — с видом обреченной усталости проговорил гнусавый жрец и направился к хлеву.

Он сунул все тот же здоровенный ключ в замочную скважину хлева, дважды провернул его и открыл дверь.

Из помещения вырвался жуткий запах, от которого у меня на глазах выступили слезы.

Из хлева донеслось протяжное мычание.

— Слышите? Живые. Значит, проход закрыт, — промямлил жрец, зевая. — Так что приступайте. А, и еще. Внутри священного хлева разрешено использовать только теургику великого Джасуры, в противном случае вы умрете в страшных и чудовищных муках, изрыгая огонь и серу, а вашу голову поместят в чашу около входа.

— Звучит оптимистичненько, — хмыкнул Бобер.

— Оптимистичненько, молодой человек, это в цирке, — заявил жрец. — А здесь — серьезное место, святилище разящего неумолимого Джасуры трехголового и всепожирающего...

— Да-да, мы поняли, — прервала его отповедь Майя.

Мы поснимали плащи и нерешительно двинулись в эпицентр газовой атаки.

Мать честная, чистить здесь один раз в год — это просто жлобство! Мои сапоги буквально утонули в навозе и отходах прошлого жертвоприношения.

Кое-где под большими окнами, мерцающими от защитных знаков на специально сделанных для этого подоконниках, небольшими горками возвышалось сено: судя по всему, через эти окна бедных животных и кормили, не заходя внутрь.

Коровы, все как одна — белые и грязные, кучковались вокруг этого рандомно заспавнившегося сена и печально жевали, время от времени издавая протяжное мычание.