— Почему? — спросил я на полном серьезе, глядя на нее в упор. — Прости, я довольно сумбурно помню прошлую ночь, и если вдруг где-то позволил себе лишнее…
Она улыбнулась. Не ртом, как это делают обычные люди, а только глазами. Синие радужки заискрились, превращаясь в бездонную вечность. Подошла ко мне, положила руку на плечо и легонько коснулась губами щеки.
— Не задавайся ненужными вопросами, — вполголоса сказала она мне. — Мне было радостно с тобой. И беззаботно, как в детстве. Мы здорово почудили, и я насмеялась лет на триста вперед. Спасибо. И прощай.
Она отступила на шаг, и я понял, что это деликатный намек на то, что мне пора сваливать.
И все-таки меня изнутри прямо-таки сверлило от желания повторить свой вопрос. Я не выдержал и спросил:
— Но тогда почему?..
— Потому что Деметра — это богиня-мать, Даниил, — холодно ответила мне она. — А мать не может себе позволить быть ребенком. К сожалению.
Я вздохнул. Взгромоздился на бычка, который теперь походил скорее на моего осла размером.
Тот качнул рогами и медленно двинулся вперед, в то время как Деметра, отвернувшись, смотрела в окно.
А когда пространство передо мной наполнилось светом, и в мерцании я разглядел свою постель в гостевом доме, и стол, она вдруг обернулась и крикнула:
— А все-таки наши портреты получились слишком уж лестные!
Она широко улыбалась, взъерошенные волосы торчали в стороны, и даже строгий костюм никак не мог испортить этот озорной полумальчишеский облик.
— Думаешь? — отозвался я.
— Знаю! Ты их статуи видел? — она со смехом слегка развела большой и указательный пальцы. — Клянусь, та девица, к которой Зевс пристал в виде лебедя, по сравнению с остальными его подружками ничуть не обломалась!..
Я тихо рассмеялся — и в это мгновение бык внес меня в мерцающее свечение.
И тут же пропал из-под моей задницы.
Потеряв точку опоры, я грохнулся на пол аккурат между кроватью и столом.
Бабах!
Тихо выругавшись, потер ушибленное место.
Не мудрено, что олимпийские бородатые хрены запали на нее. Хороша бестия. Ох и хороша! Перед таким обаянием трудно устоять.
А если это обаяние еще и обнаженное, да на расстоянии протянутой руки…
Мысли роились в голове прямо как из анекдота.
«Хочу ли я», «могу ли я», «говно ли я»…
Короче, сплошная магнолия.
Так было у нас что-то или нет?
С одной стороны, вряд ли я остался бы с ремнем и оружием, случись у нас продолжение.
С другой — если бы ничего не было, что мешало Деметре так прямо и сказать? Но она ответила уклончиво. «Не задавайся ненужными вопросами».
Ничего себе «ненужными»!..
Тут я услышал за дверью тяжелые шаги Азры.
— Па-адъем! — еще недопроснувшимся, сиплым голосом крикнул он. — Десять минут на сборы, и жду всех внизу!..
Проходя вдоль дверей, он для верности хорошенько стукнул в каждую и потащился по лестнице вниз.
А я опустил на себя глаза…
Блин. Блин-блин-блин!
Я же весь в краске! И если мои языкатые друзья увидят меня в таком виде, я же до пенсии буду насмешки собирать!
А если Ника, то мне обеспечен ненавидящий взгляд, проеденная плешь и, небось, еще и куча невысказанных ревнивых упреков.
Потому что моя кошка готова закрыть глаза на все, кроме измены — даже гипотетической.
Так что я жадно выпил всю воду в графине и бросился оттираться собственными силами. Но Аполлон, похоже, делал свои краски с душой и на века! Потому что казалось проще содрать с себя кожу, чем сине-золотые разводы.
А народ между тем уже давно спустился завтракать — я слышал это по сонным шагам за дверью.
Блин!
Я подошел к зеркалу над умывальником и критически осмотрел физиономию, волосы, шею.
К счастью, они оказались чистыми. Зато руки, грудь и живот напоминали холст импрессиониста. В таком же состоянии был и поясной ремень.
Ладно.
Если одеться прямо поверх всего этого безобразия и не снимать перчаток — нормально будет. Ну а меч, в конце концов, я и в руках донесу.
Я начал быстро одеваться. И когда Азра звучным голосом, почему-то опять похожим на Януса, приказал всем выдвигаться из харчевни, я буквально вывалился из своей комнаты, в спешке зацепился за недавно отремонтированные перила и под треск ломающегося дерева и грохот собственной туши выстелился на лестнице.
Немая сцена.
Все обернулись на меня.
Бобер громко икнул. Рыжий кашлянул. И только Ника бросилась обниматься.
— Ба-аа, какие люди! — проговорил Азра.
— Я это… Я с вами! — выпалил я и отодвинул от себя обломок сломанных перил.
— Опять чинить, — простонал Бобер.
— Нет бы порадовался, что чинить предстоит не меня, а лестницу! — обиделся я, поднимаясь.
— Тебя починить вышло бы дешевле, — мрачно проговорил Азра. — Но я правда рад, что ты живой. Когда вернулся-то? И что вообще богине было нужно от тебя?
— Да так, ничего серьезного, — с улыбкой отмахнулся я, в то время как Ника, отлипнув от меня и нахмурившись, принялась обнюхивать мой ворот. — У нее были вопросы…
Тут Ника нахмурилась еще сильней, и, наклонившись, начала тыкаться носом мне грудь.
—… были вопросы по поводу Аида… — я попытался отодвинуть от себя кошку, но та вдруг наклонилась и с сердитым лицом принялась нюхать там, где на мне осталось больше всего краски — пониже пояса.