Боги, построившие пирамиды

На языке майя Хормакху — это слово, состоящее из, трех основ: хул — «голова» или «лидер»; ма — «страна» (или корень от слова Майяч — империя майя); и ку — «бог». Следовательно, слово Хормакху должно означать «верховный бог империи майя». Хотелось бы отметить также, что все надписи майя читались справа налево — так же, как и египетские письмена. Ле Плонжеон настаивает на том, что в данном случае ма следует считать корнем слова «майяч», поскольку частью египетского иероглифа, образующего имя Сфинкса, является знак  — а он, как мы помним, воспроизводит очертания полуострова Юкатан^{204}.

В противном случае, отмечает Ле Плонжеон, египетские авторы использовали бы какой-нибудь другой из множества знаков, соответствующих латинской букве М. Ученый напоминает нам, что иероглифические надписи носили в большинстве случаев рисуночный характер. Далее он заявляет, что египетский знак , «солнце, покоящееся на западном горизонте», со всей очевидностью подтверждает тот факт, что иероглиф  был выбран древними авторами не случайно. Ведь именно этот знак соответствует очертаниям страны, находящейся к западу от Египта. Интересно, что и майя использовали тот же символ, чтобы обозначить земли, расположенные в направлении заходящего солнца. (Этот знак является частью слова Алау в Троанском манускрипте; фотографические пластины Ле Плонжеона, номера 2 и 3^{205}.) На языке майя Кхеп-ра должно читаться как Кеб-ла — где кеб означает «склоняться», а ла — вечная истина (бог, проще говоря, солнце). Таким образом, Кебла или Кхепра — это солнце, склоняющееся к горизонту. Что касается имени Ху, которое также использовали для обозначения Сфинкса, то оно может представлять собой редуцированное индейское хул — «стрела» или «копье».

Греки нередко вкладывали в руки своих богов смертоносное оружие, символизирующее атрибуты этих божеств. Так же поступали и египтяне. Они изображали Нейт, Сати и Кхема с луком и стрелами в руках. Они дали Гору копье, хул, которым он заколол Сета, убийцу своего отца. Иногда Гора изображали стоящим в лодке — в тот момент, когда он пронзал копьем голову Сета, уплывающего от него по воде^{206}. Не означало ли это, что трагедия произошла в стране, со всех сторон окруженной водой, так что попасть в нее можно было лишь на лодке? Кроме того, египтяне изображали Гора на суше — когда он пронзал копьем голову змеи. В связи с этим Ле Плонжеон вопрошает риторически: разве не была змея тотемом Сета, убийцы Осириса, так же как наконечник копья был тотемом индейского принца Аака, убийцы Коха? И это в самом деле было так.

Во время торжеств, посвященных Осирису, почитатели бога бросали в толпу веревку, которую затем разрубали на куски — словно бы мстя за гибель божества. Веревка олицетворяла собой змею, эмблему убийцы. И вновь Ле Плонжеон вопрошает своих читателей: «Не было ли это напоминанием о трагедии, имевшей место в далекой стране, где один представитель семейства Кан (змеи) убил другого?»

Благодаря портретам детей, изображенных над входом в погребальную комнату принца Коха, мы знаем, что его младшего сына звали Хул. Тотемом мальчика был наконечник копья, вырезанный у него над головой. «И не очевидно ли, что Хул, Ху, Хор (Гор) и Хол — это родственные слова?» — вновь задается вопросом Ле Плонжеон.

В «Священных тайнах майя и киче» Ле Плонжеон напоминает нам о том, что египтяне почитали в качестве богов Себа, Нут и их детей (Осириса, Сета, Ароэриса, Исиду и Нику). По мнению Ле Плонжеона, сходство историй и тотемов позволяет предположить, что это те же персонажи, что и лица правящей индейской семьи: царь Канчи, его жена Зок и пятеро их детей — Кэй, Аак, Кох, Му и Ника.

Не обнаружив земли Му, королева Му отправилась в Египет. Здесь она стала богиней Исидой, культ которой распространился со временем по всей стране. Она знала, что много веков назад колонисты майя, пришедшие из Индии и с берегов Евфрата, уже обосновались в долине Нила. Королева искала у них убежища, и они приняли ее с распростертыми объятиями. Они назвали ее Идзин, маленькой сестрой. Со временем это название видоизменилось и стало звучать как Исида. Прошли века, и культ этой богини превзошел по значимости даже культ Осириса^{207}. В своей книге «Метаморфозы» (известной также как «Золотой осел») римский поэт и философ Луций Апулей вкладывает в уста Исиды следующие слова: «Озаренные солнцем египтяне и эфиопы, чтящие древнее знание, воздают мне должные почести и называют меня моим истинным именем — Исида»^{208}.

Греческий историк Диодор Сицилийский (ок 90–21 гг. до н. э.) приводит следующее высказывание Исиды: