— О господи, нет! Сашенька, остановись! — услышал я рядом с собой голос Марины. Ее крашеные ногти впились мне в руку.
— Что? — с раздражением обернулся я к Марине.
— Сашенька, не надо! Не губи себя!
Похоже, она подумала, что я решил покончить с собой в пасти неведомого монстра. Даже жаль разочаровывать.
— Все в порядке. Иди лучше помоги Игорю. Я не могу…
— Хорошо, хорошо. А ты иди лучше домой, ладно?
— Ладно, — буркнул я и пошел к себе.
Пусть все происходит без меня.
10. Игорь
Наверное, в такие минуты надо думать о душе, о Боге.
Я же злился на Сашку. Это по-свински: сваливать на друзей священный долг по закапыванию возлюбленной. Можно подумать, мне не жалко Ванду! Конечно, жалко, но дело прежде всего. Нечего тут нюни распускать…
Наконец, могила была закончена: я посмотрел и решил, что это хорошо. Теперь следовало загрузить тело.
— Надо молитву прочитать, — вдруг заявила Маринка. — Я это в фильме видела.
— А слова не запомнила? Ну, ладно…
Я откашлялся и устремил взор к пасмурному зеленому небу.
— Господи, иже еси на небеси… Да святится имя Твое и все такое… Прими душу рабы Твоей Ванды… если, конечно, у Тебя там еще остались свободные места… Прости ей грехи, вольные и невольные. Наша Ванда всегда была хорошей девочкой, училась и работала прилежно, уважала старших, не гуляла с парнями, не пила и даже не курила… Правда, при жизни не верила она в Тебя, Господи, но это не она виновата, а большевики, которые церкви порушили и атеизм ввели. В общем, пусть земля ей будет пухом и небо в кайф. Аминь!
Маринка истерически всхлипнула.
— Можно еще поцеловать покойную в лоб, — предложил я. — Ты хочешь?
Маринка помотала головой.
— И я не хочу. Вот Сашка, наверное, захотел бы, но он ушел. Сам виноват. Ладно… Раз-два, взяли!
Мы закопали Ванду. И глядя на прямоугольник рыхлой земли, я окончательно осознал, что теперь нас осталось трое…
Кое-как симпровизировали поминки. Настроение было поганое.
Пришел Сашка, бледный как привидение, сел и стал не глядя совать еду в рот. Вокруг хлопотала Маринка. Наконец, и она села вместе с нами.
— Продукты кончаются, — озабоченно сообщила Марина.
— Ничего, — пробурчал Сашка. — Уже скоро.
— Что?
— Скоро Индекс станет равен единице. Завтра или, в крайнем случае, послезавтра.
— Ты уверен?
— Так следует из моих расчетов.
— Но это же замечательно! — обрадовался я.
— Угу, — Сашка обреченно ковырялся в тарелке.
— Ванда что-то такое говорила… — нахмурилась Марина, про то, как нам трудно будет ТАМ ужиться. Типа, мы все разные, и не сможем договориться между собой.
— Она была умница, — сказал Сашка и косо посмотрел на меня.
— Ничего, все будет тип-топ, — примирительно сказал я. Там всем места хватит.
Сашка презрительно усмехнулся и ничего не ответил.
11. Александр
Утро следующего дня началось для меня довольно странно.
В ушах стоял пронзительный женский визг.
Я очнулся почему-то в комнате Ванды, на полу. Не помню, как попал туда, наверное, вчера перебрал с непривычки. Какого черта Игорю понадобилось меня спаивать!
Подняв свое разбитое тело, я выглянул в коридор. Нетрудно понять, что кроме Марины так визжать было некому. Из комнаты, где она жила с Игорем, теперь доносились какие-то завывания. Я с трудом добрел туда, и взору моему представилось ужасное зрелище.
Посреди комнаты висело обнаженное тело Игоря. Повешен он был на ремне от брюк. На кровати, завернувшись в простыню, выла Маринка. Когда я вошел, она опять взвизгнула.
— Не ори, это я.
— Сашенька, миленький, — заныла она. — Что же это такое?!
— Это я у тебя хотел спросить.
— Убери его, пожалуйста, я не могу больше!
Преодолевая отвращение, я стал вынимать Игоря из петли. Не удержал и уронил с глухим стуком на пол. Маринка снова взвыла.
— Заткнись и оденься, — прикрикнул я на нее.
— Сейчас, сейчас… — она суетливо стала собирать вокруг свои шмотки и натягивать на себя. Мне она была противна.
Я укрыл тело Игоря простыней и задумался.
Неужели он мертв? Мне казалось это невозможным. Я почему-то привык к мысли, что он будет преследовать меня всю жизнь, словно Мефистофель Фауста, словно Ворон Эдгара По. Долгими ночами я думал о том, что скажу ему, какие гневные и правильные слова, которыми он будет наконец посрамлен, а правда восторжествует! Но приходил день, и слова ускользали, теряли смысл, однако я верил: моя победа впереди. И вот он мертв — с кем теперь спорить?!
— Как это произошло? — спросил я.
— Не знаю, — прохныкала Марина. — Я проснулась и увидела…
— То есть ты хочешь сказать, что он встал посреди ночи и ни с того ни с сего повесился, а ты даже ничего не заметила?
— Ну да! Я хорошо спала…
— Он тебя оттрахал напоследок?
На щеках Марины выступил румянец. Я и не думал, что она еще способна краснеть. Очевидно, ответ был положительным.
— И как по-твоему, почему он повесился?
— Он вчера что-то говорил про лицо… с той стороны.
— Какое лицо?
— Зеленое…
— Ты хочешь сказать, что нечто извне заставило его?
— Я не знаю! — всплеснула руками Марина. — Ничего не знаю!
— Может быть, — сказал я. — А может быть, это ты его убила. Как перед этим убила Ванду.
— Ты что!