Боги среди людей

Спас его незнакомый водитель, у которого сломалась машина. Тедди остановил свой «лендровер», чтобы предложить помощь. Допотопный лимузин «хамбер» застрял на обочине, и водитель, подняв капот, беспомощно, как все профаны, разглядывал двигатель, будто мог завести его одной лишь силой мысли.

– Ага, рыцарь с большой дороги, – сказал он, приподнимая шляпу, когда Тедди вышел из «лендровера». – Этот чертов рыдван выдохся. Как и я. Билл Моррисон, – представился он, протягивая мясистую руку.

Пока Тедди возился с генератором, они побеседовали о кустах боярышника, обильно цветущих как раз на этом участке дороги. «Петушья шпора», уточнил Билл Моррисон. И добавил: сердце радуется. Впоследствии Тедди не смог бы подробно воспроизвести эту беседу – разговор поворачивал «куда кривая вывезет», как выразился Билл: от роли боярышника в английском фольклоре (гластонберийские тернии и прочее) до «Королевы мая» и майского дерева. Тедди рассказал, что у кельтов боярышник знаменовал переход в потусторонний мир, а у древних греков был непременным атрибутом свадебных процессий.

– В университетах обучались, как я понимаю? – поинтересовался Билл Моррисон. Скорее восхищенно, нежели сардонически, хотя, пожалуй, с толикой иронии. – А писать не пробовали?

– Да как вам сказать… – замялся Тедди.

– Может, пообедаем тогда, дружище? С меня причитается, – сказал Билл Моррисон, когда старичок-«хамбер» с кашлем вернулся к жизни.

Колонной из двух автомобилей они прибыли в скиптонскую гостиницу, где заказали ростбиф и как следует накачались пивом; по ходу дела Билл Моррисон подробно ознакомился с биографией Тедди.

Тучный, нагловато-добродушный человек с нездоровым цветом лица, Билл Моррисон когда-то давно «натаскивался» в газете «Йоркшир пост», а теперь превратился в старомодного тори. «Фамильярный, но проницательный», – впоследствии доложил Тедди жене. Его идеал – бодрый англиканин, уроженец Йоркшира, который, вероятно, играет в крикет за сборную графства, когда не вещает с амвона. С течением времени Тедди понял, что у Билла щедрое сердце и мягкая, хотя и грубоватая натура. Билл хвалил Тедди за приверженность законному браку («естественное состояние мужчины») и подтрунивал над его военным прошлым (сам он «выжил на Сомме»).

Он был редактором «Краеведа». А по совместительству и владельцем, о чем Тедди, как ни странно, узнал очень не скоро.

– Знакомо тебе такое издание, Тед?

– Да, – вежливо кивнул Тедди.

А если честно? Было какое-то смутное воспоминание о приемной дантиста, где он томился, ожидая неминуемого удаления больного зуба – в лагере для военнопленных с пациентами расправлялись запросто.

– Я почему интересуюсь: мне нужен человек, который будет вести колонку «Записки натуралиста», – объяснил Билл Моррисон. – Ерунда, черкнуть пару строчек в неделю – даже на хлеб не хватит, не говоря уже о масле, да его и не достать. Был у нас человечек, подписывался «Агрестис». По-латыни. Догадываешься небось, что это означает?

– Селянин, деревенский житель.

– Ну вот видишь.

– А куда он делся? – спросил Тедди, переваривая это неожиданное предложение.

– От старости помер. Из прежних времен селянин был. Упрямый, чертяка, – любовно добавил Билл Моррисон.

Тедди застенчиво огласил свой список сельскохозяйственных заслуг, куда входили нортумберлендские ягнята, кентские яблоки, любовь к долам и горам и водным просторам. А еще радость при виде желудя – чашки с блюдцем, и папоротника, что разжимает свой кулачок, и узорчатого пера ястреба. И необыкновенной прелести рассветного хора в английском лесу, где зацвели колокольчики.

О Франции он умолчал: и о монолитах цвета, и о горячих ломтиках солнца. Все это вряд ли пришлось бы по вкусу тому, кто сражался на Сомме.

Тедди произвел впечатление человека здравого, хотя и был родом с юга.

– Встречаются двое мужиков, – изрек Билл Моррисон, приступая к сыру «стилтон»; Тедди не сразу понял, что это – довольно тяжеловесная преамбула к анекдоту. – Один – родом из Йоркшира, благословенного края. Второй – не йоркширец. Тот, который не йоркширец, и говорит йоркширцу – (на этом месте Тедди расхотелось слушать): – «Повстречал я тут одного йоркширца», а йоркширец и говорит: «А как ты, паря, допер, что он йоркширец?» – (на этом месте Тедди расхотелось жить), – а тот, который не йоркширец, и говорит: «Да по его говору», а йоркширец и говорит: «Не, паря, кабы тот был йоркширец, он бы перво-наперво те похвалился, что йоркширец».

– Такой текст впору поместить в рождественскую хлопушку, – сказала вечером Нэнси, когда Тедди сделал попытку пересказать ей этот анекдот, ввалившись домой навеселе («Ой, как от тебя пивом несет. Но мне даже нравится»). – Правильно я понимаю: у тебя теперь новая работа, в газете?

– Нет, не в газете, – сказал Тедди, а потом добавил: – Да и какая это работа? Так, пара шиллингов в неделю.

– А как же школа? Ты не собираешься увольняться?

Школа, задумался Тедди. Сегодняшнее утро кануло в прошлое. («Так посоветуй, как мне бросить думать».)

– Я позорно сбежал, – признался он.