Боги среди людей

Боевые вылеты он совершал на F-«фоксе». Машина хорошая, надежная, проверенная — на ней, побив теорию вероятности, один экипаж уже благополучно отлетал положенный срок, но Тедди питал к ней слабость еще и в силу «лисьего» прозвища, напоминавшего ему о доме. Правда, Урсула писала, что Сильви, прежде любившая, чтобы в Лисью Поляну наведывались лисицы, после успешного лисьего набега на курятник стала разбрасывать на лужайке отраву. «Доведись ей в следующей жизни родиться лисицей, — писала Урсула, — она горько об этом пожалеет». Урсуле, по ее словам, была близка идея реинкарнации, но уверовать в нее сестра, конечно, не могла. В том-то и загвоздка с верой, размышлял Тедди: по своей сути она невозможна. Сам он ни во что больше не верил. Ну разве что в деревья. В деревья, камни и воду. В бег оленя и восходы солнца.

Лисиц ему было жаль. Он ставил их выше куриного выводка. И выше многих людей, кстати сказать.

От Рождества в Лисьей Поляне он уклонился, сославшись на занятость по службе. Это была полуправда-полуложь; с матерью, рискующей переродиться в лису, он не виделся много месяцев: если вдуматься — с того неудавшегося обеда в Лисьей Поляне, после рейда на Гамбург. Тедди себя не обманывал: он потерял всякие нежные чувства к Сильви. «Такое бывает», — сказала Урсула.

Наземная команда всегда строго-настрого приказывала тем, кому разрешалось совершить вылет на F-«фоксе», чтобы «вернули командирский бомбер в целости и сохранности, не то хуже будет»; впрочем, техники считали машину своей собственностью и примерно теми же словами увещевали Тедди.

Порой Тедди совершал вылеты на развалюхах постарше, чтобы проверить свою теорию бессмертия. Его постоянная наземная команда терпеть не могла, когда он летал с новичками, с необстрелянными и с ненадежными. Иногда он брал на себя командование экипажами новобранцев, но чаще садился на место второго пилота и летел с ними для подстраховки. Это не считалось плохой приметой, вовсе нет. «Если тут командир крыла, с нами ничего не случится», — слышал он от ребят. А сам вспоминал Кита, который из суеверия кружился против часовой стрелки, но все равно не уцелел.

Он направился к запасной посадочной площадке, чтобы проведать F-«фокс» и его наземную команду.

Экипаж, с которым собирался лететь Тедди, готовился к своему боевому крещению. Их только сегодня утром доставили прямиком из УЧБП в Раффорте. За ними закрепили их собственную машину, но после испытаний в воздухе наземный экипаж объявил ее непригодной к эксплуатации; тогда Тедди предложил им F-«фокс», а заодно и себя. Мальчишки зашлись в щенячьем восторге.

Топливозаправщик уже наполнял крыльевые баки F-«фокса». По количеству топлива парни из наземной команды научились более или менее точно определять, куда направят машину, но никогда не обсуждали цель с летным составом. Держали свои догадки при себе. Видимо, из суеверия. Некоторые из них знали, что ночью не смогут заснуть и будут коротать время у себя в землянке, лишь урывками задремывая на раскладушке или даже на перевернутом ящике с инструментами в ожидании возвращения F-«фокса». В ожидании Тедди.

К самолету миниатюрным поездом потянулись вагонетки с бомбами; началась загрузка. На одной бомбе читалась надпись мелом: «Адольф, это тебе за Эрни»; Тедди не стал спрашивать, кто такой Эрни, а «нижние чины» ничего не сказали. Один механик, жизнерадостный ливерпулец, стоя на стремянке, драил плексиглас хвостовой башни «черными парусами» — так назывались панталоны, входившие в комплект нижнего белья девушек из вспомогательной наземной службы. Этот спец установил (как именно — лучше, пожалуй, не задумываться), что их материя идеально подходит для такого ответственного дела. Любую точку грязи, прилипшую к плексигласу, стрелок мог принять за немецкий истребитель и открыть огонь, выдав местонахождение своей машины. Завидев Тедди, механик спросил:

— Все в порядке, шкип?

Тедди как ни в чем не бывало дал утвердительный ответ. Спокойная уверенность — для командира такая манера держаться подходила как нельзя лучше: подчиненные заряжались оптимизмом. И еще имело смысл запомнить, кого как зовут. Почему бы и нет?

Неся долгие, темные ночные вахты, он дал клятву, потаенное обещание миру: если выживет, всегда проявлять доброту и вести порядочную, неприметную жизнь. Подобно Кандиду, выращивать свой сад. Неприметно. Это и будет его искуплением. Пусть его вклад в равновесие мира окажется легким как перышко, это и будет его платой за собственное везенье. Когда все закончится и придет время подводить итоги, вполне возможно, что чашу весов перевесит перышко.

Он отдавал себе отчет, что сейчас просто валяет дурака, а не занимается делом. В нем раз от раза нарастало беспокойство, умственное и физическое. Порой он ловил себя на том, что просто уплывает куда-то по течению, запутавшись не столько в думах, сколько в бездумности. Вот и сейчас его почему-то занесло на голубятню. Почтовых голубей держали в сарае за казармой экипажа, а следил за ними повар, заядлый голубятник, скучавший по своим птицам, которые остались в Дьюсбери.