— Нет, что ты! — рассмеялась Нэнси. — Просто нам с тобой уже за сорок, движемся по накатанной колее…
— По накатанной колее?
— Не в обиду тебе будь сказано. Я хочу сказать, что нам, видимо, полезно будет немного встряхнуться. Ты же не хочешь, чтобы жизнь прошла мимо, правда?
— Мне казалось, нужно в первую очередь думать, что будет полезно для Виолы, а не для нас.
— Я же не предлагаю уехать в другую часть света, — сказала Нэнси. — Но хотя бы в Йорк.
— В Йорк?
Нэнси выбралась из постели со словами:
— Нет, все-таки принесу тебе магнезию. Объелся бисквитами и теперь ворчишь. Так тебе и надо: будешь знать, как любезничать с дамочками на выставке.
Обходя кровать с его стороны, она любовно взъерошила ему волосы, как ребенку, и сказала:
— Я всего лишь предлагаю это обдумать, а не бросаться выполнять.
Тедди пригладил волосы и уставился в потолок.
— Выпей, хорошо помогает.
Она улеглась и вернулась к чтению, как будто тема жизненных перемен была решена к обоюдному удовлетворению и закрыта.
Глотнув белой известковой жидкости, Тедди выключил прикроватную лампу. Как нередко бывало, сразу заснуть не удалось, и мысли сами собой обратились к Агрестису, работавшему над колонкой о водяных полевках.
Этого очаровательного зверька
Незадолго до своего переселения из «Фэннинг-Корта» в стационар домашнего ухода «Тополиный холм» Тедди, которому было далеко за девяносто (жизнь в неволе, как ни странно, продлила его дни), при помощи лупы прочел статью в газете «Телеграф». Там говорилось, что в Британии численность водяных полевок сократилась до четверти миллиона. Он даже рассердился и гневно высказался на эту тему за еженедельным утренним кофе, чем вызвал раздражение собеседников. «Их уничтожают норки, которые сбегают с ферм.
Две-три престарелые матроны, сидевшие тут же, в общей комнате отдыха, мрачно запахнули норковые манто, сберегаемые в пропахших нафталином пластмассовых шкафчиках «Фэннинг-Корта», и не выразили никакого сочувствия к безвинным водяным полевкам.
— А вдобавок, — не унимался Тедди, — мы уничтожили их естественную среду обитания — человек в этом весьма преуспел.
И так далее. Если бы обитатели «Фэннинг-Корта» проявили внимание (а многие демонстративно отвернулись), к концу этой лекции они получили бы исчерпывающие сведения о водяных полевках (а заодно и о таком животрепещущем предмете, как глобальное потепление).
За растворимым кофе с шоколадным печеньем крестовый поход Тедди в защиту мелких, неприметных млекопитающих не получил должного отклика. (Равно как и его нежность к простым ежикам и зайцам-русакам, «а когда вам в последний раз доводилось слышать кукушку?») «Тоже мне, юный натуралист», — процедил один из слушателей, бывший адвокат.
— Папа, что за дела, — приструнила его Виола, — ты здесь уже всех достал.
Не иначе как Толстый Диспетчер, Энн Скофилд, попросила Виолу «переговорить» с отцом о его «нервозной» манере поведения.
— Но мы за тридцать лет потеряли около девяноста процентов популяции этих млекопитающих, — указал он дочери. — Тут кто угодно занервничает. А представь, как чувствуют себя водяные полевки.
(«„Не знаешь, что у тебя есть, пока не потеряешь“, — сказала Берти. — Как говорится». Тедди никогда не слышал этой песни, но понял ее настрой.)
— Не глупи, — оборвала его Виола. — Я считаю, ты уже староват людей агитировать. — (Какая-то живность посмела вторгнуться в суровую дарвиновскую вселенную его дочери.) — Далась тебе эта экология. В твоем возрасте нервничать вредно.
Экология? — переспросил про себя Тедди. А вслух сказал:
— Природа. У нас говорили «природа».