Боги – суть предки наши

Южнорусская поэзия особенно богата преданиями о превращениях в цветы и деревья и раскрывает перед исследователем чудный фантастический мир, исполненный художественных образов и неподдельного чувства. Сейчас приведенная песня имеет несколько вариантов, предлагающих не менее интересные сближения. Косы девичьи расстилаются по лугам шелковой травою, карие или черные очи превращаются в терновые ягоды, кровь разливается водою, а слезы блестят на траве и листьях росою – все на основании старинных метафор, уподобивших волоса траве, кровь воде, слезы росе, очи – терновым ягодам; о глазах красавицы малоруссы доныне выражаются: «очи як терночок». Девичья краса превращается в калину, так как красный цвет ягоды калины, на основании древнейшего, коренного значения слова «красота», принят был символом этого эстетического понятия[397].

В песенных сборниках всех европейских народов можно указать на многие свидетельства, что на могилах юноши и девицы, умерших от несчастной любви, вырастали лилия, боярышник и другие цветы и деревья, а на могилах злых, завистливых людей – крапива, волчец и разные вредные зелья. Души усопших представлялись нашим предкам существами стихийными; вместе с смертию человека душа его сопричислялась к эльфам и получала ту же способность превращений, какою обладают эти последние: могла, следовательно, вырастать облачным деревом и цвести пламенным цветом. Трогательно содержание песни, известной в Малой и Белой России, о том, как невзлюбила мать своей молодой невестки, сына потчевала зеленым вином, а невестку отравою; пил добрый мóлодец – жене подносил, пила молодица – мужу подносила; все пополам делили и умерли оба в один час. Схоронила мать сына перед церковью, а невестку позади церкви. На могиле доброго молодца вырос зеленый явор, на могиле жены его – белая береза (или тополь),

А расли, расли, да и нахилилися,
Уместа (вместе) вершочки зраслися.

Или:

Выйшла тоди мати сына поминати,
Нелюбу невестку та проклинати;
Стали ж их могилы та присуватися,
Став явир до тополи прихилятися.
«Либонь же вы, детки! верненько любились,
Що ваши вершечки до купки сходились»[398].

По великорусским вариантам, на могиле доброго молодца вырастала золотая верба, на могиле его суженой – кипарис:

Корешок с корешком соросталися,
Прут с прутом совивается,
Листок с листком солипается[399].

Сербская песня рассказывает о любовниках, которых разлучила недобрая мать; с горя умерли они и были погребены вместе.

Мало время затим nocтajaлo,
Више драгог зелен бор израсте,
А виш’ драге румена ружица;
Па се виje ружа око бора,
Као свила око ките смил(ь)а[400].

Другая малороссийская песня передает следующее предание: была свекруха сварливая, отпустила сына в поход и журила невестку и день, и ночь:

«Иди, невистко, от мене прочь!
Иди дорогою широкою,
Да-й стань у поли грабиною
Тонкою да високою,
Кудрявою, кучерявою».

Воротился сын из похода и стал говорить матери: «Весь свет я прошел, а нигде не видал такого дива – на поле грабина и высокая, и кудрявая!»

– Ой бери, сынку, гострый топор,
Да рубай грабину из кореня!
Первый раз цюкнув – кров дзюрнула,
Другий раз цюкнув – биле тило,
Третий раз цюкнув – промолвила:
«Не рубай мене зелененькую,
Не розлучай мене молоденькую;
Не рубай мене з’ гильечками,
Не розлучай мене з’ диточками;
У мене свекруха-розлучниця,
Розлучила мене з’ дружиною
И з’ маленькою дитиною»[401].