Боги Тропической Африки

Отметим, прежде всего, что, хотя по поводу проблемы монотеизма в Африке написано уже не мало, вопрос этот — в том виде, как он поставлен, — имеет, вероятно, большее значение для европейских теоретиков, чем для африканцев. Действительно, если в огромном большинстве древнеафриканских религий, описанных в специальной литературе, имеется, как мы это только что отметили, верховное существо, то оно редко представляется исключительным, всемогущим и бесспорным. Несмотря на свое очевидное иерархическое превосходство и свои заслуги в замысле и практическом создании обитаемого мира, оно чаще всего носит характер простого философского понятия, идеи в чистом виде, плодотворного слова.

Большинство традиционных систем мышления отводит слову, животворящей речи, главную роль. Таким образом, оба эти понятия сразу переходят в область динамических сил, способных влиять на судьбы людей. Однако все это остается в чисто умозрительном плане; ведь в каждодневной практике дистанция, отделяющая слово от дела, очень велика.

После того как первоначальное божество создало — не без неизбежных ошибок технологического порядка — вселенную в черновом виде и наметило ее схему, оно со шло со сцены, а заботы по управлению миром поручило второстепенным божествам, вышедшим, естественно, из его собственной субстанции. Отныне создатель отстранился от всяких практических функций, но сохраняет все же за собой право на почести как в доктринальном, так и в мифологическом планах. В литургии его роль сведена почти к нулю, отправление его культа непосредственно и зримо отмечается только в исключительных случаях. Но не нужно забывать, что, хотя он и притаился, все молитвы, все подношения, адресованные в иерархическом порядке семейному предку или одному из младших активных божеств, в конечном счете предназначены ему.

Понятие высшей потенции, определяющей материальную жизнь всего живого, существует в четком виде у народов Либерии, например у кру. Эта высшая потенция, именуемая Нионсва или Ниесва, пронизывает мышление и повелевает действиями человека; однако она недосягаема, так как необъятно велика. Чтобы установить с ней контакт, люди должны прибегать к помощи различных божественных посредников, которые по облику своему подобны великой модели. Их образы точно установлены, и поэтому они участвуют во всей литургической практике.

Из-за своего трансцендентного характера эта высшая сила не имеет определенного облика в народном воображении. Если иногда в священных рассказах она и появляется в виде почтенного отца рода человеческого, то во всех таких случаях нужно предполагать возможность внешнего влияния. В качестве доказательства приведем такой пример. Хранители преданий даже у тех народов, культурное наследие которых сохранилось относительно хорошо, т. е. у коно, гуро, дида, тура, сенуфо, бете, бамбара, курумба, бозо, лоби, бобо, бамбути, бабинга, мпонгве, балунда, балуба, вачокве, бакуба, масаев, нуэров, готтентотов, дамара или бушменов, всегда затрудняются описать свое высшее существо, когда какой-нибудь любопытный этнолог просит их это сделать. Правда, есть и исключения. Но, повторяю, лучше не принимать образ седобородого старца, который довольно часто рисуют добросовестные информаторы, за подлинный портрет первоначальной субстанции. И наоборот, там, где встречается чета божественных детей — примером может служить небесный муж и земная жена у народов акан, — антропоморфное толкование может с некоторой осторожностью считаться обоснованным: как известно, генеалогическое родство между божественными управителями миром и людьми установлено очень четко.

В древних цивилизациях земледельцев образ божественной матери-богини плодородия и воды принимает иногда такое большое значение, что затмевает в конце концов небесного отца. Хтоническое божество такого материнского типа неизбежно порождает целый ряд второстепенных фигур, связанных с лунной символикой. В этом случае основная концепция плодородия выражается путем аллегорической ассоциации "женщина — плодоносные силы природы". Отсюда вытекает также принцип циклической периодизации: луна — менструации — времена сельскохозяйственного года.

К этому последнему комплексу представлений относят и некоторые наиболее древние ремесла и профессии. Так, например, считается, что горшечница и кузнец могут безопасно обращаться с самой земной субстанцией. Они пользуются привилегиями, но зато на них накладывают определенные обязанности и запреты. Их тела воспринимают теллургические флюиды, поэтому их держат в стороне от всего непосвященного коллектива, прибегая к целой системе мер морального и экономического порядка, а также к эндогамии[6]. В большинстве районов Африки кузнец помимо своих обычных дел выполняет другие имеющие большое общественное значение работы: совершает обрезание, делает священные маски, готовит магические снадобья. Что касается горшечницы, то ее часто зовут выполнять операции по эксцизии или функции фельдшерицы в лагерях девушек, готовящихся к обрядам инициации, обязанности акушерки, толковательницы снов и т. д.