Боги войны

— Это яйцо,— кричал Веран,— перекрашено! Этот негодяй обманывал вас! Я могу это доказать.

Уриане замерли. «Это и был шанс»,— подумал Корсон, тот шанс, на который рассчитывал Веран, так как даже ури-анская верхушка не имела права входить в Зал Созерцаний с оружием. Веран коснулся яйца ладонью. И в месте прикосновения яйцо утратило свой лазурно-голубой блеск. Оно приобрело цвет слоновой кости.

И тут же Корсон понял. Даже обнаженный, даже троекратно вымытый и вытертый грубым полотенцем, Веран обладал неким активным продуктом, щелочным и кислотным одновременно, находящимся в жидком состоянии;

Потом на ладонях.

Реакция на поверхности яйца ускорялась. На молекулярном уровне цепочки красителя распадались одна за другой. Краситель распадался на бесцветные составляющие, или, скорее всего, взаимоуничтожался. Веран не любил оставлять следов.

Из толпы послышался резкий свист. В руки Корсона намертво вцепились, но он не стал сопротивляться. Веран отпустил шею Нгал Р’нда, который осторожно, широко распахнув клюв, попытался наладить дыхание. Уриане в фиолетовых туниках схватили наемника, который продолжал кричать:

— Я доказал вам, доказал! Яйцо белое. Он — самозванец!

Наконец и Нгал Р’нда смог говорить.

— Он лжет. Он его покрасил. Я видел. Смерть ему.

— Разбейте его,— кричал Веран.— Разбейте яйцо!

Если я вру, его нутро будет голубым! Разбейте!

Нгал Р’нда охватила растерянность. Уриане образопал и вокруг него кольцо, еще полное уважения, но уже почти грозное. Его подданные склонились перед птицей, явившейся из голубого яйца, а не перед военным вождем. Князь издал несколько пронзительных высоких нот, вызвавших казалось, общее замешательство. Корсон не понял их. Но сопровождавший их жест был понятен:

— Я должен разбить яйцо?

Тишина. Потом раздались дружные посвистывания, короткие и безжалостные.

Нгал Р’нда опустил голову.

— Я разобью яйцо, которое должно быть истолчено лишь после моей смерти и смешано с моим прахом. Я, последний князь Урии, стану единственным из моего древнейшего рода, который разобьет его во второй раз при жизни, голубое, некогда оберегающее меня яйцо.

Он схватил яйцо своими конечностями, поднял его над головой и расколол о пьедестал. Посыпались на пол остатки. Нгал Р’нда подхватил один из задержавшихся на пьедестале осколков, поднес к глазам. Глаза его погасли. Он отступил на шаг и опустился на землю.

Тотчас же один из высокопоставленных уриан подскочил к нему, схватил за край голубой тоги и резко дернул. Материал не поддался. Нгал Р’нда потянулся в нем как мешок. Тут на него набросились остальные. Корсон почувствовал, что его отпустили, как его толкают. Он чуть не упал и был вынужден распихивать толпящихся вокруг него уриан. Наконец наплыв поредел. На его глазах пьяные от ярости птицы раздирали последнего из князей Урии. Резкий запах хлора и мочевины наполнил воздух.

Кто-то коснулся его плеча. Это был Веран.

— Пошли, прежде чем они начнут думать, как я это сделал.

Они не спеша направились по направлению к двери, и яростные крики наполнили им уши. Выходя, Веран обернулся и пожал плечами.

Потом изрек:

— Вот как гибнут фанатики.

32.

Примерно раз в десять лет, он ставил ноги на землю, приближался к прохожему и спрашивал:

— Который сейчас год?

Одни теряли сознание. Другие спасались бегством. Некоторые исчезали. Эти, очевидно, умели перемещаться во времени. Но всегда отыскивался кто-то, кто сообщал ему необходимые сведения. Он без страха разглядывал человека и Бестию, и потом улыбнулся. Пожилой мужчина. Юноша. Урианин. Какая-то женщина.

Один вопрос так и рвался у Корсона с языка:

— Вы знаете, кто я такой?

Поскольку их улыбка и готовность сотрудничать казались ему слишком удивительными. Они знали, кто он такой. Они были как часовые, как фонари, освещающие его путь, но когда он пытался разговорить их, они умело уходили, позволяя беседе угаснуть. Даже ребенок. Он не пытался уговаривать их. За шесть тысяч лет их культура прошла немалый путь. А он еще недостаточно долго варился в этом соку. Он все еще оставался варваром, даже если он разбирался в таких вопросах, о каких они и не подозревали.

Когда он увидел урианина, то чуть было не совершил глупость, намереваясь сразу же нырнуть во время. Но огромная птица сделала дружелюбный жест. Она была одета в голубую тогу, покрытую мелкими серебристыми узорами и произнесла с гримасой, которую Корсон мог расценить как улыбку:

— Чего ты испугался, сын мой?

Это поразительное сходство урианина с Нгал Р’нда зародило в Корсоне сомнения, но теперь он догадался, что это основано лишь на пожилом возрасте собеседника.

— Мне кажется, я знаю тебя. Однажды, в давние времена, полные непокоя, ты появился из небытия. Я был тогда малышом, едва вылупившимся из яйца. Если память меня не подводит, я отвел тебя в душ, потом — в столовую, затем ты отправился на какую-то церемонию. С той поры многое изменилось, но только к лучшему. Я очень рад видеть тебя. Что ты желаешь?

— Я ищу Совет,— сказал Корсон,— мне надо передать ему сообщение, и не одно.