– На краю деревни был штаб, там остались восемь солдат, собирают вещи. Да еще водитель грузовика и два мотоцикла.
– Мотоциклистов ты посчитал?
– Да, всего восемь солдат и один водитель.
– Хорошо. Где ваше подразделение?
– Сняли ночью. Когда обстрел прекратился, сюда заявились из штаба полка и приказали перегнать технику на пять километров южнее.
– А у вас что за штаб тут был? – удивился я. – Разве не полковой?
– Нет, господин офицер, – закачал головой фриц, – тут был штаб нашего батальона. Полк стоит южнее.
Интересные дела. А как же наши сведения, что тут моторизованный полк врага? Блин, разведка чего-то намудрила. Как можно спутать полк с батальоном? Даже по танкам можно было бы понять, сколько тут и кого.
– Минометчики где?
– Уехали еще ночью. Господин офицер, я же говорю, тут никого больше нет. Но дальше вам идти нельзя. Полк хоть и потрепан, но солдат там много.
– А чего это ты такой сговорчивый? – удивляюсь я. – Я тебя вроде и не спрашивал, а ты мне все выкладываешь.
– Я, я, – начал, заикаясь, фашист, – я жить хочу, господин офицер.
– Об этом надо было думать, когда шел на нашу землю. Много наших людей своим танком раздавил, а? – Я не заводил себя, просто это само как-то выходило. Вспоминались разбитые деревни, убитые товарищи, и накатывала злость.
– Я – нет, господин офицер. – Да он сейчас еще и расплачется. – Я воевал, честно воевал, я не убивал гражданских…
Врет, конечно, да и как он мог в такой бойне разглядеть, кого он давит? Ведь, наверное, таких деревень кучу проехал. К моменту, когда фриц все рассказал, прибыли остальные бойцы во главе со старлеем. Пересказал нашу беседу, тот улыбался и кивал, а потом приказал сидеть здесь, охранять фашистов, а сам, забрав всех бойцов, кроме Вадика и Валентина – автоматы танкистов пришлись ко двору, – пошел на окраину деревни.
Раздавшаяся стрельба была короткой. Спустя уже десять минут вернулись бойцы и притащили еще двух солдат вермахта.
– Поговори и с этими, раз уж у тебя получается, – приказал старлей.
Поговорил, особо ничего и не сказали. В том смысле, что танкист и так много поведал.
– Что делать будем, товарищ командир? – спросил я.
– Говоришь, основные силы на юге? Интересно, но ведь мы же явно слышали стрельбу с двух сторон. Да и Никоненко говорил, что фрицы кольцом охватывают.
– Это так, только на севере болото большое, фрицам толпой не пройти, да еще и с техникой. Будут разбиваться на группы или делать большой крюк. Точнее, уже сделали, раз окружили наши части. Думаю, если заберем западнее, то сможем прорваться.
– Так и поступим. Вы втроем – в дозор. Фрицев расстрелять. – А сам, гад, ушел в сторону, проверять якобы трофейное оружие.
Вот вообще не хотелось убивать пленных. Да, все я понимаю, враги и т. д. Но, блин, они же безоружные, да еще и дрищут вон, боятся глаза поднять. Один так и вовсе плачет стоит. Понимают, что с ними будет. К счастью для меня, Никоненко и еще один боец из нашего взвода не страдали избыточной чувствительностью. Увели фрицев за ближайший дом и несколькими короткими очередями поставили на этом вопросе крест. Меня никто не упрекнул, и то ладно. Жалко мне немцев? Так просто и не ответишь… Скорее всего – да, жалко. Это, наверное, во мне говорит человек из двадцать первого века. Хотя если увижу, например, как фашисты убьют кого-то у меня на глазах, то, возможно, и я остервенею, а так пока сердобольничаю.
Уходили мы загрузившись трофеями как верблюды. У немцев не только оружие было, но и хавчик, а мы давно без еды. Мне, наверное, помните, так и вовсе постоянно хочется есть. Война войной…
Отойдя на три километра западнее наших бывших позиций, командир вдруг остановился и задумался. Поделился своими мыслями со мной и сержантом из пехоты. Есть ли смысл забирать так глубоко в немецкий тыл? Чего нам там делать-то? Воевать как полноценное боевое соединение мы все равно не сможем, мало нас, всего семнадцать человек, да и командир – артиллерист, как и я сам вообще-то. Думать долго не пришлось, Иванцов скомандовал поворот, и пошли мы туда, где труднее. На север.
– Тихо как, – констатировал старлей, когда мы сделали привал, уткнувшись в болото.
– Да уж, какая-то мертвая тишина, – кивнул я, – даже птицы не кричат, как на кладбище. Жутко как-то на самом деле. Место гиблое, болота. По своей воле сюда не пойдешь и в мирное время, а уж сейчас… Но мы тут, обстановка того требует, залезешь и не в такие дебри.
– Надо искать тропу, судя по следам – а они были, – здесь все же кто-то ходил, значит, пройти можно.