— Да. — Джиллиад обливался потом, зевая, что он рискует своей головой, но не отвечать не мог. До его сознания смутно дошло, что кто-то вошел и прооперировал ему ладонь, но он не почувствовал боли и даже не мог назвать причины этого.
— Значит, вы представляете элемент риска для вашего общества?
— Да.
— Потенциальный предатель?
— Не по отношению к моей стране, а только по отношению к режиму.
Внезапно метод допроса изменился.
— Вы боитесь Машины Мечты?
— Она приводит меня в ужас.
— У нас она разрешена. Что вы на это скажете?
— Мне трудно в это поверить.
— Вы хотели бы избавиться от своего страха перед ней?
— Нет, я бы лишился всякой защиты.
— Вы боитесь и препаратов — таких, как кокаин, например?
— Да.
— И из этого страха не допустите, чтобы вам ввели кокаин даже при очень сильной боли?
— Ну, это же совсем другое дело.
— Ничего не другое. Мы научились обращаться с Машиной.
Джиллиад услышал свой крик: “Кощунство!”, но, казалось, больше никто этого не заметил.
Какой-то голос сказал:
— Тяжелый случай. Необходима демонстрационная последовательность.
— Потом. Сначала надо выявить причину, и только потом начнем классификацию.
— Вы считаете, что он может быть использован?
— Выводы делать пока рано, но его реакции указывают на категорию А-плюс.
— А-плюс! — Кто-то недоверчиво присвистнул. — И англичане его выбросили!
— Они выпустили его из страха. Из страха и по незнанию.
— Верно ли, что вас послали с этой миссией из-за вашей политической ненадежности? — опять обратился к нему голос.
— Я поддерживал не того политика.
— У вас был выбор?
— Было два кандидата на один пост. Я поддерживал того, который испортил свою репутацию.
— А это преступление?
— Да. Во-первых, у меня был ошибочный, политический уровень, а во-вторых, я был сотрудником государственного аппарата, и поэтому под подозрением.
— То же самое относится и к вашему напарнику?
— Да. Нам предложили выбор между трибуналом и этой миссией.
— Расскажите, что произошло перед провалом этого политика. Постарайтесь рассказывать так, будто это происходит сейчас, думайте, что это происходит сейчас — вы понимаете нас?
— Да, мне кажется, что вы хотите, чтобы я пережил это еще раз.
— Именно так.
— Ну, если я верно припоминаю, я был…
— Вы переживаете это сейчас, все происходит прямо сейчас.
— Да… я как раз выпивал с подружкой…
Да-да, верно, выпивали. Спиртное — синтетическое, конечно, второсортное, очень жесткое на языке и со странным металлическим привкусом. Официально это называлось виски, а меж собой — политурой. Но все спиртное — на один вкус.
Мэнда, как всегда, тараторила, а он механически отвечал, даже не вслушиваясь. Он спрашивал себя, почему все еще сохранял с ней отношения; не только, потому, что она стала привычной, во всяком случае, не в первую очередь поэтому — или нет? Они были друзьями — как долго еще будут продолжаться эти прозрачные отговорки? Они были влюбленной парочкой — нет, у них были интимные отношения, но ничего общего с любовью. В управлении от мужчины ожидали, что у него должна быть любовница, и он делал вид, что так оно и есть.
Он отвернул взгляд от ее красивого пустого лица и уставился в стену.
Стена замерцала навстречу словами: “Будь бдителен! От твоей бдительности зависит безопасность народа!”
Он подавил гримасу и отвернулся. На другой стене вспыхнули слова: “Машина — это грязь. Искать и разрушать!”
От этого не уйдешь даже в баре, подумал он зло. Конечно же, не было необходимости доводить до такого абсурда. Чувствуешь себя так, будто тебе напоминают об эротических эксцессах ранних религий. В любом случае, действие лекарства получается хуже самой болезни.
Цепочка его мыслей прервалась, когда кто-то подошел к его столу.
— А, Питер, а я думал, что ты…
— Вот именно. — Кэндел остановился и поклонился. — Мне жаль, что я вынужден вам помешать, но у нас возникла проблема. — Он принужденно улыбнулся Мэнде. — Можно мне ненадолго увести его, дорогая? — Голос звучал спокойно, но светлые волосы были растрепаны, а лицо бледно.
Джиллиад встал, извинился и пошел следом за Кэнделом к свободному столику в углу.
— У нас трудности, и большие. — Кэндел не стал садиться. — В нашем секторе установлено “подключение”.
Джиллиад почувствовал, как немеют мышцы лица.
— Уже официально?
— До моего ухода — нет. Мне дал наводку знакомый энерготехник.
Джиллиад встал.
— Нам надо немедленно отправляться туда.
— Само собой, но я не верю, что мы справимся. Это где-то в Юстоне Б12.
— Надо попробовать.
И они попробовали. Они понеслись к станции пневмодороги и добрались до нее через тридцать восемь секунд, затем пятнадцать секунд ждали поезда, сама поездка длилась семь, спуск на лифте — сорок семь, но когда они добрались, там уже была поисковая группа.
Джиллиад привалился к стене. Тело, казалось, заледенело.
— Может быть, нам удастся опередить их, — сказал он без особой надежды.
— Ты, конечно, шутишь. — Голос Кэндела прозвучал горько и язвительно. — Телеглаза контролируют здесь каждый сантиметр. Нас тут же заснимут. Если мы сейчас еще попытаемся сделать сообщение, нас высмеют, если мы даже не попадем в камеру смертников.