— Входи, отважный друг народа, — сказал Корнелий, и Андрей покорно переступил порог.
Мгновение спустя, когда внезапно зажегся свет, злосчастный бросился обратно — но дверь уже закрылась… с тем же эффектом он мог бы атаковать скалу!
Комната была не большой и не маленькой: в ней свободно размещались два широких дивана, шесть стульев и кресел, все необычной конструкции, а также странное сооружение, гибрид многоярусной кровати и этажерки для книг… вот только полки были пустыми, но от сооружения к стене тянулись провода.
Еще в комнате был видиконовый пульт — но не было видиконового зеркала.
Однако самое любопытным в палате являлось иное: все стены, пол и потолок были покрыты зеркалами.
Внимательный читатель нашего романа, наверное, уже догадался, что Корнелий привел Андрея в так называемую «запретную комнату».
Сперва Андрею показалось, что в комнате нет никого, кроме его и Корнелия многочисленных зеркальных отражений, но вдруг в одном из зеркал он обнаружил отражение змеи. Она свисала с вершины многоярусной кровати, такая красная, с мелкими щетинками, и чуть подрагивала, словно некий странный смех сотрясал ее. Приглядевшись, Андрей понял, что это не отдельная змея, а чей-то хвост; создание, которому принадлежал сей хвост, очевидно, пряталось на вершине гибрида.
Говоря по правде, даже не будь в этой зеркальной комнате неведомой твари с красным чешуйчатым хвостом, Андрей испытывал бы не меньший суеверный ужас.
А князь Корнелий, не выказывая никаких чувств, уверенно проследовал к пульту, опустился в кресло и нажал три клавиши. Совершив это, он дружелюбно улыбнулся серому от страха Андрею и жестом пригласил того в кресло напротив; народный делегат противиться не смел.
— Мы можем говорить свободно, — доверительно заявил Корнелий, — нас никто не услышит: эта комната совершенно изолирована от суетного мира… Итак, любезный друг народа, ты внес идею одним махом избавиться от всех проблем. Я верно тебя понял?
Андрей конвульсивно кивнул. Он осознал уже, что совершил, возможно, самую ужасную ошибку в своей жизни — но отступать было некуда; так ему, Андрею Интелику, казалось.
— Твоя идея по душе мне, — заметил Корнелий. — Действительно, если имеется человек, который создает проблемы, то почему бы не избавиться от такого вредного человека? Ты понимаешь меня, благоразумный друг?
В этот момент сверху послышался тихий пронзительный смешок, и Андрею стало совсем не по себе: не могут никакие твари так смеяться!
С трудом отведя взгляд от красного щетинистого хвоста, Андрей призвал остатки мужества и промолвил:
— Позвольте, ваша светлость, мне отбыть… нам время дорого. Иначе будет поздно!
— Ты снова прав, шустрый мой друг Андрей Интелик! — воскликнул Корнелий. — И даже больше прав, чем думаешь: нельзя нам тратить ни минуты даром! Поэтому начнем, пожалуй…
Он вдавил другую кнопку пульта, и несколько секунд спустя большое зеркало за спиной Марцеллина пришло в движение.
То, что узрел Интелик дальше, представилось ему живым кошмаром.
Из открывшегося проема вылез громадный человек, не человек даже, а истое чудовище — черное, как обсидиановая глыба, в два роста высотой, с руками, похожими на медвежьи лапы, с ногами, как у настоящего гиппопотама, и с головой, несоразмерной малой в сравнении с ужасным телом.
Великан был совершенно наг, и Андрей мог видеть детородный инструмент, болтающийся меж ног, настолько крупный, что определение «жеребячий» казалось бы для него слишком скромным.
— Гуллах, мой верный раб, — представил монстра князь Корнелий.
— Он из народа лестригонов, о чем свидетельствуют необычный рост и наличие единственного глаза.
Андрей, конечно, видел лестригонов не однажды — их часто выставляли на Невольничьей Агоре, — но этот экземпляр походил на виденных Андреем лестригонов, как Геркулес на жителей Пигмеи.
Тем временем Гуллах сделал два шага в сторону Андрея, и этими двумя шагами преодолел разделявшее их пространство. Издав отчаянный вопль, Андрей выскользнул из кресла и кинулся в сторону двери.
Вероятно, он ошибся направлением, потому что навстречу ему открывался другой проем, и оттуда выходила женщина. Собственно, Андрей не сразу понял, что это женщина, потому что формы женские у нее практически отсутствовали, зато имелась крепкая мускулатура. Была женщина еще чернее телом, нежели лестригон, а по росту занимала срединное положение между Корнелием и Гуллахом. Андрей едва успел вместить ее в свое смятенное сознание, как эта женщина схватила его за волосы одной рукой и подняла без видимых усилий.
Андрей зашелся диким криком. Водворенный обратно в кресло, он на мгновение умолк, чтобы услышать от Корнелия:
— Напрасно ты надсаживаешься горло, друг любезный: не я ль тебе сказал, что нас никто отсюда не услышит? Ну разве только боги, — с леденящей ухмылкой прибавил он.
— Чего вы от меня хотите, господин? — прошептал злосчастный.
Корнелий не ответил на вопрос, а деланно вздохнул и произнес: