Богини Колизея. Любовь и кровь

Они спустились на первый этаж и прошли по галерее, опоясывающей внутренний двор казармы. Распахнув пинком нужную дверь, Нарцисс пропустил внутрь новую подопечную, скользнув оценивающим взглядом по ее фигуре. Ничего деваха, крепкая. Надо будет дать ей побольше физических нагрузок, чтобы накачать мышцы, и, возможно, от нее будет прок. Тренер вспомнил, каким взглядом она ответила на злобную гримасу сенатора, и чуть улыбнулся самыми кончиками губ, но тут же привычно насупился.

— Где поселиться, тебе укажут. Старшая по комнате — Свами. Она расскажет про наши правила и распорядок. Будь готова. Все нужное тебе дадут.

Дверь хлопнула так, что чуть не посыпалась штукатурка. Оставшись в одиночестве, Луция огляделась по сторонам. Что ж, обстановка скромная, но вполне сносная, отличающаяся от жилищ небогатых римлян только двухъярусными нарами да составленным в дальнем углу тренировочным оружием. Она подняла рудис, встала в стойку. Марс Мститель, какой же он тяжелый! Бедная изгнанница совсем приуныла, последними остатками гордости гоня подленькие мысли, что, быть может, стоило попросить отца о пощаде, а не строить из себя воинственную Минерву. Одно дело демонстрировать окружению свою независимость, лежа в золоченой постели, и совсем другое — оказаться одной среди диких варваров-венаторов. Интересно, они изъясняются на своем языке или все-таки понимают человеческую речь?

Она вдруг вспомнила своего давнего воздыхателя — беспутного красавчика Каризиана, охотника за ее приданым и безмятежного шалопая, бывшего неиссякаемым источником сплетен, и пожалела, что больше никогда его не увидит. С ним было так весело! Если бы не отец, спесиво отвергавший всех женихов, она бы давно стала почтенной матроной с кучей детей, а теперь — старая дева восемнадцати лет от роду, и никаких шансов закончить жизнь в тихом кругу семьи. Луция представила, в какой ужас придет изнеженный Каризиан, когда узнает о ее «приключении», и совсем упала духом.

Ладно, глупо печалиться о потерянном, лучше сосредоточиться на настоящем.

Присев на краешек постели, она принялась гадать, что представляют собой ее будущие соратницы, которые вот-вот должны прийти из столовой. Удастся ли ей наладить с ними отношения или придется вести войну? Кто они: римлянки, провинциалки или варварки? Свободные или рабыни?

Ей не пришлось долго мучиться неизвестностью, потому что за стеной послышался гомон голосов торопящихся на отдых венатрисс. Луция вздрогнула и приготовилась к встрече с неизвестностью. Вот чьи-то легкие шаги оборвались у ее порога, дверь с шумом открылась, и одна за другой в комнату вошли три совершенно не похожие друг на друга молодые женщины, младшей из которых было лет шестнадцать, старшей — около двадцати.

При виде новенькой они прекратили оживленную болтовню и уставились на римлянку. На всякий случай Луция еще больше распрямила свою и так идеальную спину и, не вставая, с вызовом посмотрела на старожилок.

— Ты кто? — поинтересовалась рыжая веснушчатая девица, глядя на нее зелеными глазами с выражением доброжелательного любопытства. В ее голосе слышался легкий акцент, но Луция не смогла бы сказать какой.

— Луция.

— Извини, но это мое место, — вмешалась коричневокожая нубийка с орлиными чертами лица. — Тебе придется поселиться наверху, как и Ахилле.

Она кивнула на рыжую приятельницу, которая белкой взлетела на верхние нары и, блаженно вытянувшись, закрыла глаза.

— Я буду спать там, где захочу, — с вызовом откликнулась Луция, презрительно глядя на черную рабыню.

— Извини, но все места уже поделены. Это мое, напротив — Корнелии, — нубийка кивнула на хрупкую девушку, испуганно глядевшую на мир огромными голубыми глазами, обрамленными пушистыми ресницами. — Над Корнелией спит Ахилла. Тебе остается койка надо мной.

— Я буду жить там, где захочу, — с металлом в голосе повторила не привыкшая к возражениям дочь сенатора.

— Извини меня, пожалуйста, — вдруг робко поинтересовалась та, которую назвали Корнелией, — ты случайно не дочь сенатора Луция Нумиция?

— Это что-то меняет? Какое тебе дело, чья я дочь?

— Эй, так дело не пойдет, — свесилась с верхней полки Ахилла. — Изволь отвечать на вопросы, если не хочешь неприятностей. Чья ты дочь, нам, по большому счету, наплевать, но, если ты из сенаторского сословия, тебе придется здесь довольно туго.

— Это еще почему?

— Потому что сопли вытирать будет некому. Вот почему. Ты ведь небось даже одеться сама не сможешь, а нам возиться с тобой недосуг.

— Да как ты смеешь, рабыня… — вскинулась гордая римлянка, жалея, что не может приказать всех перепороть.

— Запросто могу, — усмехнулась Ахилла и спрыгнула в проход между койками, разминая плечи. — Ты чем-то недовольна, сенаторша?

Пылая от гнева, Луция вскочила с постели. Ее глаза метали молнии, тонкие ноздри раздувались, яркие губы искривились, сжавшись в тонкую полоску. Все-таки она была дочерью сенатора Луция Нумиция и не прощала непочтительного к себе отношения. Как же ей хотелось вцепиться в рыжие патлы этой мерзавки и, наконец, выплеснуть все, что копилось в душе с раннего утра!