Богини славянского мира

Данные языка показывают, что негативный, связанный со смертью аспект является у яги первичным. Этимологически слово яга происходит из праславянского корня ega/eza, к которому относятся такие слова, как ст. – слав. яза «болезнь, недуг», болг. енза «рана, язва», диал. енза «болезнь», с.-х. jеза «ужас, страх», диал. jeza «гнев, досада», ст. – чеш. jeze «ведьма», чеш. диал. jaza «злая баба», польск. jedza «ведьма», др. – русск. яза «болезнь» (примечателен и контекст, в котором это слово упоминается уже в Изборнике 1073 г.: «Посьлеть язу, или бѣсъ, или съмрьт»), диал. ега, ега-баба «баба-яга», еги-баба «баба-яга, злая женщина», егибица «злодейка, ведьма», егична, егишна «дочь бабы-яги», «сварливая, злонравная женщина», укр. язя «злая баба», блр. ига «злая женщина, ведьма», чеш. jezinka «злое мифоческое существо, женщина, живущая в лесах, пещерах», jezibaba «ведьма, баба-яга», «злая, сварливая баба». «Праслав. ega (и его вар. eza с проведенной прогрессивной патализацией) родственно лит. engti «душить, давить, теснить, мучать», лтш. igt «исходить, кончаться, чахнуть; досадовать», англос. inca «боль», др. – исл. ekki «печаль, сомнение». (…) Т. о., ega, яга – это персонифицированное удушье, кошмар»⁷⁹⁶. Как отмечала О.А. Черепанова, баба-яга в переносном значении на Русском Севере означала «злую, сварливую, злонравную жену» и «ведьму, колдунью». По всей видимости, первоначально понятие бабы-яги означало болезнь и злое начало, а впоследствии стало включать в себя женское мифическое существо, их насылавшее и, в завершение, ведьму, также несшую людям несчастье. Устойчивая связь бабы-яги с понятием ведьмы не является случайным, поскольку, по белорусским поверьям, именно она является хозяйкой всех ведьм⁷⁹⁷.

В.Я. Пропп в свое время отмечал, что яга – очень трудный для анализа персонаж, поскольку детали ее образа в разных сказках иногда не соответствуют друг другу, не сливаются в единый образ. Этот исследователь выделил три ипостаси бабы-яги, в которых она предстает в сказках: похитительница детей; дарительница (К.В. Чистов уточнил «враждебная дарительница»), указывающая путь главному герою и дающая ему те или иные предметы; а также воительница. В.Я. Пропп видел в сказках о бабе-яге отражение процесса инициации, а в ней самой – стража на границе между мирами живых и мертвых. Подобную трактовку разделяет и С.В. Жарникова: «В русской народной сказке Баба-Яга, которой помогают гуси-лебеди, отмечает собой сакральное пространство между жизнью и смертью и обладает двойственной природой – она может помочь герою, а может и съесть его. И это естественно, ведь на санскрите Яга – значит жертва, яг – жертвующий, пожертвователь. Баба-Яга держит нить человеческой жизни на грани бытия, и жертва может уйти навеки в «мир предков», а может вернуться в мир людей, получив новый облик, новые знания, т. е. в новом качестве. Но для подобного возвращения надо пройти определенные испытания, совершить необходимые обрядовые действия»⁷⁹⁸. Однако почти все доказательства, которые В.Я. Пропп привлекал в подтверждение своей гипотезы, относились не к славянской и даже не индоевропейской традиции, а к традициям американских индейцев и негров Африки, что существенно снижает достоверность сделанных таким образом выводов. Представляется, что без предварительного доказательства генетического родства сюжетов, зафиксированных у совершенно различных обществ, вряд ли можно объяснять непонятные места в одной традиции материалами из совершенно иной традиции.