Подобную же двойственность мы видим у лебедя и в ряде других традиций. Так, уже упоминавшаяся кельтская Брайд могла восприниматься не только в образе птицы, но и змеи, которая «появляется из кургана». На одном из камней британского Эвбери, под которым находилось захоронение, был изображен гибрид змеи и лебедя, кусающий себя за хвост863
. В захоронении Ведбек на территории современной Дании, датируемом примерно 4800 г. до н. э., в одной из могил младенец был обернут в лебединое крыло864. В германо-скандинавской традиции судьбу героя предвещают «лебяжьебелые» валькирии в «Песни о Хельги, сыне Хьерварда» или девы-лебеди, предрекающие Хагену гибель всего войска в «Песни о Нибелунгах». Еще более показательно «Видение Гюльви», где говорится, что лебеди плавают в источнике Урд, у которого живут уже знакомые нам девы судьбы норны865. Впоследствии в Древней Греции лебеди стали ассоциироваться уже не с мифическими девами, а с философами как носителями мудрости.Рис. 20. Антская фибула, VII в.
Об этом говорит легенда о том, как Сократ перед встречей с Платоном увидел во сне лебедя у себя на коленях. Однако в других регионах мира связь этой птицы с магическим способом добывания знаний сохранялась весьма продолжительное время: у многих народов Сибири считалось, что шаман в облике лебедя путешествует по другим мирам, а в урало-алтайской мифологии верховная богиня Умай в образе лебедя высиживает и пестует душу будущего шамана. Следует отметить, что и само слово камлание, означающее шаманское действо, означает «порхать, парить в воздухе», а сам шаман во время пляски подражал движениям и голосам птиц. Саамские шаманы на спине волшебного лебедя Сайво-лодде переносились «в таинственное царство, где они узнавали то, что спрятано от простых смертных». Определенные черты, схожие с шаманизмом, исследователи усматривают в образе вещего Бояна, процесс творчества которого «Слово о полку Игореве» описывает следующим образом:
Поющие князьям славу струны-лебеди рождают естественную ассоциацию с Софией, записывающей в свою книгу славу первопроходцев. Кроме того, связь этой птицы с мудростью позволяет нам лучше понять причину того, почему связанная с лебедем Мокошь после крещения была соотнесена в Новгороде именно с Софией Премудростью божией.
Примерно также, если даже не в больших размерах, в Евразии было распространено представление о деве-лебеди, у которой во время купания герой похищает одежду и делает ее своей женой. Образ девы-лебедя присутствует в фольклоре ирландцев, французов, немцев, чехов, русских, литовцев, скандинавов, индийцев, карел, эстонцев, калмыков, кумыков, коми, чувашей, мари, башкир, казахов, каракалпаков, желтых уйгур, бурят, ойрат, монголов (халха), чулымских татар, алтай-кижи, тувинцев, манси, ненцев, эвенков, эвенов, орочей, японцев, юкагиров и чукчей. Если принять во внимание генетически родственные сюжеты, в которых волшебной женой становятся гусыня, утка или журавль, то ареал распространения этого мифа дополнительно охватит Китай, Индонезию и Филиппины867
. Следует также отметить, что в различных концах Старого Света подчеркивалось высокое положение девы-лебедя и восприятие ее как дочери верховного божества. Так, буряты и монголы считали ее дочерью великого бога неба Тэнгриа, владеющего книгой судеб868. В Аравии было известно арабское представление о трех богинях-лебедях как дочерях Аллаха869. В греческой мифологии образ лебедя принимает сам Зевс для соблазнения очередной своей возлюбленной. Следы генетически связанных с этим представлений присутствуют и в русской традиции. С.В. Жарникова отмечает: «Зачастую именно утица, лебедь или гусь маркируют собой сферу сакрального в обрядовых песнях календарного цикла»870. Обращая внимание на одно интересное противопоставление в записанной П.В. Шейном в Псковской губернии песни:исследовательница напоминает, «что и колядовщики, и волочебники воспринимались в народной традиции как воплощение душ предков, которым подавалось ритуальное подаяние, и связь их с гусями-лебедями, судя по всему, не была случайной»871
.