Богиня Чортичо. Про черную руку, питонцев, платье в горошек и красивую девочку из прошлого века

Редкие прохожие, укутанные до самых глаз в шарфы-шапки, торопились к остановке. Снег громко хрустел под ногами. «Хрипс-хрипс, хрипс-хрипс». Я бежала и пыталась в такт своему бегу повторять стихотворение, которое должна была читать на новогоднем утреннике.

Были бы у елочки ножки,

Побежала бы она

По до-ро-жке.

Заплясала бы она

Вместе с нами,

Застучала бы она

Каб-луч-ками.

Закружились бы на елочке

Игрушки –

Разноцветные

фонарики,

Хлопушки.

– Уфф… Черт… Забыла… – бормотала я, все так же в такт, слегка задыхаясь. – Закружились бы? Замотались бы? Закрутились бы? Черт, – я тянула за собой санки и пыталась подобрать забытое слово в стихах…

Сестра что-то опять промычала. Я обернулась и поправила наползшую на ее глаза шапку.

– Завертелись бы на елочке флаги. – Как это флаги бы завертелись? Они что, вертушка? – недоумевала я. – Как там дальше-то?

…Из пунцовой и серебряной Бумаги.

Засмеялись бы на елочке

Мат-реш-ки

И захлопали б от радости

В ла-дош-ки.

– У матрешек-то и ладошек нет! – задумалась я.

Потому что нынче ночью

У ворот

Постучался развеселый

Новый год!

Новый, новый,

Молодой,

С золотою бородой!

– Если Новый год молодой и новый – откуда у него борода? Надо будет у мамы спросить, решила я и отворила калитку детского сада.

– Все, слезай – приехали! – сказала я и обернулась.

В животе стало горячо, а спине жарко и мокро. Я зажмурилась, содрала зубами варежку, которая тут же повисла на резинке. Переложила веревку, привязанную к санкам, в другую руку. Санки были пусты!

– Ритаааа! – сдуру заорала я, но тут же, опомнившись, помчалась обратно.

Сердце выпрыгивало, мне виделись страшные картины, что мне будет, когда я скажу маме, что Ритку потеряла?

Неделю!

Без!

Телевизора!

В цирк!

На каникулах!

Не! Пустят!

На! Утренник! Не пустят!

Я рыдала уже в голос и бежала, вытирая слезы. Санки больно били по ногам.

«А вдруг она замерзла в сугробе? А вдруг ее украли цыгане? А вдруг!..»

И тут я увидела на дорожке темный сверток.

На свертке крест-накрест был повязан бабушкин платок. Сверток лежал тихо, не шевелясь.

В три прыжка я добралась до него.

– Почему ты тут лежишь? – заорала я на сестру, поднимая и ставя ее на ноги.

Она тут же опять упала.

– Ты нарочно? Ты что, издеваешься? – вопила я, пока из живота уходила горячесть, а пальцы постепенно переставали слушаться, – я так и бежала, не надев варежки.

Сверток замычал. Я схватила сестру в охапку, задыхаясь, взгромоздила на санки и помчалась обратно в сторону детского сада, причитая угрозы:

– Я все маме скажу! Что! Ты! Не! Слушаешься! Что! Ты! Нарочно свалилась! Что! Ты! Вредина!

– ММММММ, – мычал сверток.

– Я те дам! – погрозила я замерзшим кулачком.

Вытащив сестру из санок, я стукнула ее по тому месту, где предполагалась попа. Она мыкнула в ответ.

– Зараза! Из-за тебя я опоздала на репетицию!

Доковыляв до раздевалки, обе с ног до головы в снежных комочках, мы плюхнулись на низенькую скамейку.

Не успев снять с Ритки платок, я услышала:

– Я вшо мами ласкашу! Как ты меня в суглоп скинула!

– Я те расскажу! Я те так расскажу! – я подсунула к Риткиному розовому носу свой маленький фиолетовый кулачок в цыпках.

– Ласкашу! – орала Ритка.

– Это я расскажу, – пыхтела я, снимая с нее валенки и вытаскивая из ящика сандалии.

– А ессё я ласкашу, шо ты ф шкову бис палфели пошва! – заявила маленькая паршивка.

Я обернулась вокруг своей оси. Портфеля не было!

– Ах ты, жопа! Почему ты мне раньше не сказала??? – я шлепнула сестру по попе.

– А я гавалила! Гавалила ишо дома на клыльце! А ты не шлышала! – Ритка заплакала, и я прижала ее головку к себе.

– Ну, не плачь, не плачь, – уже и я рыдала вместе с сестрой в голос.

На наш вой из группы вышла воспитательница:

– Что здесь происходит? Девочки, почему вы плачете? Что случилось?

Мы завыли еще громче и горше.

– Она палфель забывааааа! – обняв меня, объясняла воспитательнице Ритка.

– А уроки у тебя во сколько начинаются? – спросила Александра Ивановна.

– В полдивяяяятаааавааа! – я гладила сестру по голове одной рукой, а второй размазывала по щекам слезы.

– А давай я в школу позвоню, предупрежу, что ты опоздаешь? – предложила Александра Ивановна.

– Нинааадаааа! – подвывала я. – Я побегу так, без портфеля. У нас репетиция сегодня еще!

– Последний день перед новогодними каникулами? Ну, тебе и портфель не нужен, – Александра Ивановна погладила нас обеих по головам. – Беги, беги – ты успеешь, а мы с Ритулей пойдем к деткам, они нас уже ждут, мы сейчас завтракать будем, у нас сегодня вкусная каша на завтрак.

Она помогла застегнуть Риткины сандалии, взяла ее за руку, и, помахав мне «пока-пока», они пошли в группу.

Без санок с сестрой, без портфеля бежать было легко. Я мчалась в школу, спотыкаясь и поскальзываясь. Не забывая при этом повторять стих: