Наоми провела рукой по его члену снизу до верху, и он застонал, открыв рот и лишившись дыхания. Она добавила другую руку, нежно массируя. Он чуть не взмолился о пощаде. Если она не собиралась садиться на него верхом, он не желал этого чересчур мягкого прикосновения, сводящего его с ума. Она опустила руки к основанию его древка, и он застонал, приподняв бедра навстречу её хватке. Затем ее руки исчезли, и он с тревогой взглянул на нее, когда она приподняла ногу, разъединив их тела.
Он лихорадочно пытался найти решение, которое заставит её вернуться, но вдруг понял, что она снимает с себя одеяния, и замер, наблюдая за происходящим. Она распахнула ткань, растянув ее на бедрах, и спустила вниз, открыв его взору участок шерстки, покрывавший ее лоно, на несколько оттенков темнее кожи, но в тон ее гриве. Ей пришлось сесть, чтобы снять ткань с ног, и он забеспокоился о ее обнаженной коже, соприкоснувшейся с землей. Он позволил бы ей сесть на него, если бы она захотела.
Наоми бросила ткань рядом с собой и снова посмотрела на него, закусив губу. Крол не знал, что у неё на уме, но он страдал без нее. Он протянул руку, и она, сверкнув зубами, приняла ее, он поддержал ее, когда она снова забралась на него, ее колени едва касались земли с обеих сторон, а лоно теперь было открытым и влажным там, где касалось его кожи. Он понятия не имел, подойдут ли они друг другу, это казалось невозможным. Если бы он не повстречал других, Связанных с духами самцов, он снял бы с себя Наоми из страха причинить ей боль.
Она положила руки ему на живот, чтобы приподняться, сдвинулась назад и, взявшись за его ствол, расположила его под собой. Она окинула взглядом его лицо, словно проверяя его мнение об этом, но он ничего не мог поделать, только наблюдать. Он чувствовал ее жар, как будто ее тело взывало к нему. Она немного опустилась, головка его древка вошла в ложбинку ее тазовой кости, затем она потерлась о него своими влажными складками. Крол извивался, лежа на лесной подстилке, листья и ветки лишь смутно ощущались сквозь его шкуру, кустарник рядом с ним источал аромат. Он попытался сосредоточиться на окружавших его вещах, чтобы отвлечься, но это было бесполезно, его разум, тело и душа были привязаны к ней и ее следующему шагу так же крепко, как если бы они были частью одного целого.
Наоми снова подвела его к своему естеству. Он чувствовал податливость входа в её тело, но знал, что не стоит давить. Королева сама должна была это сделать. Не торопясь, она перенесла большую часть своего веса ему на плечи. Он почувствовал толчок, давление, после чего что-то поддалось, и он вошел в ее тело. Богиня. Она была такой тугой и горячей. Если бы то, что осталось от его хвоста, могло дотянуться до его рта, он бы откусил его во второй раз. Как бы там ни было, он просто бил им о землю, глухие удары не помогали облегчить ситуацию, его наизнанку выворачивало от удовольствия.
Его Королева двигалась мучительно медленно. Время от времени она останавливалась, чтобы перевести дыхание, и смотрела на него с выражением сосредоточенной решимости на лице. Он чувствовал трепет внутри нее, которая длилась несколько мгновений, как будто она заставляла себя расслабиться. Возможно, он был слишком велик для нее. Она выглядела не особенно довольной этим фактом. Но он не знал, сможет ли выйти из нее. Ему казалось, он не получит свой возбужденный орган обратно, если попытается вынуть его. Он вполне мог представить, как та половина, что была внутри нее, растворилась в ее плоти, соединив их вместе и отдавая ей желаемое. Крол знал, что это не сработает, все, что он мог чувствовать, — это обжигающую тесноту ее тела, он потерял контакт со своей плотью. Она снова сдавила его, и от нахлынувшего на него наслаждения он застонал и сжал руки в кулаки, пока боролся с тем, чтобы не вонзиться в неё глубже и не подмять под свое тело.
Она двигалась снова и снова, пока каким-то образом не села на него, а его ствол не исчез внутри нее. Ее дыхание было учащенным и поверхностным, она вспотела, он чувствовал, как дрожат ее бедра, но она радостно поджала губы, и провела руками по его животу. Он был не в лучшем состоянии, все его тело было настолько напряжено, что могло разорваться на части, а разум уже разлетелся на куски. И все же она выглядела такой довольной, что он не мог не гордиться ею. Он положил руки ей на бедра, обхватив ее за ягодицы, и притянул бы ее к себе, чтобы обнять, если бы был уверен, что это не причинит ей боли. К тому же, пока его жезл стоял внутри неё колом, он не был уверен, что она сможет лечь, так что не станет это проверять.
Он заурчал для нее. Похоже, ей нравилось, когда он так делал. Он сожалел, что не мог уменьшить размер своего древка и доставлял хлопоты.