Богиня Луны Древнего народа

Когда они попили чай, вместо сахара посасывая маленькие конфетки без фантиков, которые Саша называла «Дунькина радость», Стэнн осторожно спросил:

— Сашенька, а что у тебя случилось? Почему ты решила… — он чуть запнулся, подбирая слова, потом продолжил: — уйти из жизни?

— Дура потому что, — вспыхнула Саша. — Сама от себя не ожидала.

Стэнн вопросительно посмотрел на неё, и девушка, тяжело вздохнув, начала рассказывать.

История оказалась стара, как мир.

Саша рано осталась сиротой. Жила с бабушкой, бывшей учительницей, которая внучку, конечно, любила, но баловать не могла — пенсия не позволяла никаких излишеств. Жили небогато, хотя и не бедствовали: выручал огород, да курочки. И шить Саша научилась лет в десять, а чуть позже — и вязать. Так что, одевалась неплохо. И только одно расстраивало: фигурой она в международные стандарты ну никак не вписывалась. Хоть и питались они с бабушкой очень скромно, а выглядела она так, словно каждый день тортиками баловалась. В детстве вообще была пышечкой, и дразнили её то жиртрестом, то жирной бочкой. В подростковом возрасте вытянулась, постройнела, но лишние килограммы на бёдрах никуда не делись. И девчонки в школе, вечно сидевшие на всяких диетах, только фыркали, глядя на жующую в перемену бутерброд Александру. А мальчишки, все, как на подбор, задохлики, никогда не приглашали крепкую пышную девчонку танцевать на дискотеках, справедливо полагая, что смотреться рядом с ней будут уморительно.

Она тоже пыталась голодать, перепробовала кучу диет, но ничего не помогало: с трудом сброшенные за месяцы голодания килограммы бегом возвращались после первой же тарелки куриного супа. И Саша, наконец, смирилась со своей немодельной внешностью, поняв, что в жизни счастье ей не светит.

И тут появился Он. Первый парень их городка. Сын директора местной фабрики по пошиву постельного белья, где она работала швеёй-мотористкой, устроившись туда сразу после окончания школы.

— Красивый? — понимающе спросил Стэнн.

— Да какой красивый, — сердито ответила Саша. — Худой, как велосипед, и волосы мелирует.

— А зачем тогда? — не понял Стэнн.

— Ну, как ты не понимаешь? — расстроилась девушка. — Я же не только толстая, но ещё и рыжая. Меня же с детства все только дразнили да обзывали. То «рыжая-бесстыжая», то «коровой жирной». А тут…

Она замолчала, вытирая выступившие на глаза слёзы.

Стэнн окинул её внимательным взглядом. Ну, может, по каким-то неизвестным ему местным канонам красоты, она и полновата, но уж жирной её никак не назовёшь. Тело — крепкое, упругое. Высокая грудь, округлые бёдра, талия на месте. Красивая пропорциональная фигура, стройные ноги. И шикарная копна ярко-рыжих волос.

— Дураки они все, кто тебя дразнил, — убеждённо произнёс он. — У нас бы за твоё внимание сражались, очередь из женихов бы выстроилась.

— У вас — это где? — сквозь слёзы улыбнулась Саша.

— У нас — это… — начал было Стэнн, но, не договорив, махнул рукой: — Потом расскажу. Сейчас твоя история.

Они встретились на дискотеке, на которую она зачем-то пришла через пару месяцев после похорон бабушки. Может, просто для того, чтобы отвлечься от печальных воспоминаний и той постоянной тишины, в которую погрузился их дом после смерти любимой хозяйки?

Она сначала глазам своим не поверила, когда местный Казанова подошёл к ней своей расхлябанной походкой и небрежно протянул руку:

— Пойдём, потанцуем.

Сашу ещё никто никогда не приглашал, и она недоверчиво протянула ладошку, думая, что он просто посмеяться над ней решил, и сейчас оттолкнёт её и скажет что-нибудь обидное, после чего ей останется только убежать отсюда и больше никогда здесь не появляться, закрывшись навсегда в своём горе и в своём тихом доме. Но он не оттолкнул. Провёл на середину зала и, под шушуканье и смешки девчонок, протанцевал с ней все медляки. А потом проводил до дома, рассказывая о своей поездке в Египет и снисходительно подшучивая над её наивными вопросами.

И после этого они начали встречаться.

Она долго недоверчиво удивлялась его неожиданно прорезавшемуся вниманию, допытывалась, с чего вдруг он ей заинтересовался, не верила его ласковым словам. А он убеждал её, что она — не такая, как все, что её красота — природная, не то что у этих размалёванных чувырл, которые к нему постоянно липнут. Восторгался её умом, когда она рассказывала о прочитанных книгах или цитировала поэтов-шестидесятников, чьё творчество очень любила, и, скрывая зевоту, слушал любимого ею Рахманинова. И катал её на своей машине, купленной ему на день рождения любящим папочкой.

И она постепенно оттаяла и перестала дичиться. И даже стала думать, что, может быть, и она сможет быть счастлива.

А сегодня…

Саша судорожно вздохнула, стиснула руки. Стэнн потянулся к ней, накрыл ладонью сжатые кулачки. Она благодарно взглянула на него и продолжила: