Богиня маленьких побед

Альберт никогда не говорил о своей первой супруге Ми-леве. Его вторая жена, кузина Эльза, скончалась от инсульта в 1936 году, через год после того, как они поселились на Мерсер-стрит. С тех пор физик жил среди женщин, всецело посвятивших себя созданию ему комфортных условий: сестры Майи, падчерицы Марго и личного секретаря Элен Дюкас. Эйнштейн любил женскую компанию, никогда этого не скрывал, что, впрочем, не мешало ему выражать свои женоненавистнические взгляды, порой в весьма грубой форме. По слухам, мать Альберта ненавидела Милеву, в результате влюбленным пришлось очень долго скрываться в подполье. Этот момент – единственный – был у нас общий. Первая госпожа Эйнштейн тоже посвятила себя науке. Незадолго до начала Первой мировой войны их брак пришел в упадок и окончился разводом. Милева осталась в Швейцарии и вырастила их двух сыновей. Младший, Эдуард, болел шизофренией и нуждался в постоянном медицинском уходе. Поговаривали также об их первом ребенке, дочери, которую поглотил хаос Истории. Жизнь Альберта, как и у любого смертного, была помечена драмами и тайнами, в той или иной степени постыдными, равно как и разочарованиями.

– Может, срежем путь через квартал вилл? Зачем тащиться через всю Мерсер?

– Моя милая Адель, если я изменю своим привычкам, то наверняка заблужусь! У меня напрочь отсутствует чувство ориентации в пространстве. В море, потеряв из виду берег, я понятия не имею, куда плыть. Если бы вы только знали, сколько раз мне приходилось ждать, когда кто-нибудь не возьмет меня на буксир.

– Это точно не убедит нас совершить с вами еще одну прогулку на лодке.

– Вы, герр Эйнштейн, всегда найдете почитателя, готового в любую минуту прийти вам на помощь.

– Как-то мне рассказали смешную историю. Некий автомобилист врезался в дерево по той простой причине, что загляделся на вас.

– В этом мире, Адель, лишь две вещи не знают границ. Вселенная и человеческая глупость. Хотя если по правде, то в бесконечности Вселенной я до конца не уверен!

Мой дорогой муж не вызывал у окружающих такого восторга и даже постоянно усмирял пыл своих редких поклонников, жалуясь, что его подвергают остракизму. Для Эйнштейна слава была сродни наказанию: туристы валили на улицу, где он жил, будто в зоопарк. Стеная под бременем обращений и просьб, он едва находил время для работы. И приходил к выводу, не без некоторого кокетства, что известность сделала его глупее. Впрочем, по его мнению, это было распространенным явлением.

– Окружающие любят вас, герр Эйнштейн.

– Я все спрашиваю себя: за что?! Как-то раз я получил письмо от одной девчушки. Ей хотелось знать, существую ли я на самом деле или же являюсь вымышленным персонажем наподобие Санта-Клауса! Они готовы набить меня соломой, сделать чучело и выставить рядом с Микки-Маусом.

– Вы убеленный сединами мудрец в мире безумцев.

– Это заблуждение, друг мой. Я представляю научную мечту, доступную всем и каждому. Относительность в прелестной картонной коробке, перевязанной ленточкой. Моя первая атомная бомба в разобранном виде.

– Что-то вас потянуло на черный юмор.

– Скорее на еврейский, мой дорогой Гёдель. Противостоять абсурду способна лишь насмешка. Кстати насчет ужасов, у меня в запасе как раз есть одна страшная история. Трое ученых облучились, работая в лаборатории. Каждый из них был обречен. У них спросили, чего им хотелось бы напоследок. Француз попросил устроить ему ужин с Джин Харлоу. Англичанин пожелал встретиться с королевой. А еврей… велел прислать другого врача.

Мы из вежливости заулыбались; Альберт обожал хлесткие шутки.

– Цинизм вам не к лицу, герр Эйнштейн. Я предпочитаю видеть в вас воплощение мудрости.

– Боюсь, что потомки скорее будут считать меня сукиным сыном, который изобрел бомбу[78]. Прошу прощения за грубость, Адель.

– На этот счет не беспокойтесь. Мне не раз приходилось вгонять в краску водителей нью-йоркского такси.

Эйнштейн потеребил мочку уха. К моему величайшему изумлению, муж в порыве эмоций похлопал его по плечу.

– Вас никто ни в чем таком не обвиняет, профессор. Вы не несете персональной ответственности за Хиросиму.

– Не уверен. Ведь это я вывел уравнение, E = mc², даже не подозревая, что тридцать лет спустя… ба-бах!.. оно будет способствовать гибели тысяч людей в войне, которую можно считать выигранной по определению. Технический прогресс в какой-то степени напоминает собой топор в руках психопата.

– Но ведь никто не обвиняет Ньютона в том, что он дал определение гравитации.

– Не сердитесь, Гёдель, но порой я начинаю сомневаться, что мы с вами живем в одном и том же мире. За кого вы меня принимаете? За Джепетто?

– Я не настолько наивен, хотя мультфильмы, признаюсь, действительно очень люблю.

– Вы, друг мой, ходячий парадокс. Неужели вам удается без душевного трепета вот так взять и перейти от Лейбница к Уолту Диснею?

– Не вижу в этом никакого противоречия. Одно логически вытекает из другого.

– «Белоснежку» мы смотрели как минимум раз пять.

– И кого из гномов представляет ваш супруг? Скромника? Умника?

– Ворчуна, конечно же!

– А вы, Адель, стало быть, Белоснежка?