– Блестяще, – подхватил Эуне. – Отец троих детей, который добровольно или под давлением обстоятельств бросает бизнес. Я предположу, что семья.
– А чего добился Гуннеруд, разоблачив или, вернее сказать, наладив меня разоблачить Арне Албу, что он по-прежнему встречается с Анной?
– Жена забрала детей и ушла от него.
– Лишить человека жизни – это не самое страшное, что можно сделать с ним. Самое страшное – лишить человека самого дорогого, ради чего он, собственно, живет.
– Классная цитата. – Эуне одобрительно кивнул. – Кто это сказал?
– Не помню, – ответил Харри.
– Тогда возникает еще один вопрос. А чего он хотел лишить тебя, Харри? Ты-то ради чего живешь?
Они подошли к дому Анны. Харри долго возился с ключом.
– Ну так что? – спросил Эуне.
– Гуннеруд, наверно, знал меня только по рассказам Анны. А она знала меня по тем временам, когда… когда у меня по большому счету ничего, кроме работы, не было.
– Работы?
– Он хотел меня засадить. Но самое главное – чтоб меня вышибли из полиции.
По лестнице они поднимались молча.
Вебер и его люди уже закончили работу в квартире. Вебер с довольным видом сообщил, что найдена масса отпечатков Гуннеруда во многих местах, в особенности же на спинке кровати.
– Он был не слишком-то осторожен, – сказал Вебер.
– Он здесь так часто бывал, что в любом случае какие-то отпечатки оставил бы, – возразил Харри. – И кроме того, он был убежден, что на него подозрения ни за что не падут.
– Кстати, Арне Албу убили каким-то странным способом, – сказал Эуне, пока Харри открывал раздвижную дверь в комнату с портретами и торшером Гриммера. – Закопали головой вниз. На пляже. Похоже на какой-то ритуал, будто убийца хотел рассказать нам нечто о себе. Ты не думал об этом?
– Я тем делом не занимаюсь.
– Да я не об этом.
– Ладно. Возможно, убийца хотел рассказать нам кое-что о жертве.
– Что ты имеешь в виду?
Харри включил лампу, свет которой упал на портреты.
– Я тут вспомнил Гулатингское уложение [70] , это примерно тысяча сотый год, – читал его, когда право изучал. Так вот там записано, что умерших следует хоронить в освященной земле, за исключением злодеев, клятвопреступников и убийц. А для тех могилы рыли на границе приливной волны и дернового покрытия. А Арне Албу похоронили как раз в таком месте, так что речь не об убийстве на почве ревности, а значит, его убил не Гуннеруд. Нет, кто-то хотел показать, что Арне Албу – преступник.
– Интересно, – сказал Эуне. – Слушай, зачем нам опять эти картины смотреть? Они только ужас нагоняют.
– Ты и вправду уверен, что ничего такого в них не замечаешь?
– Ну как тебе сказать, они принадлежат кисти молодого художника с претензией на оригинальность, с чрезмерной тягой к театральности и отсутствием элементарных навыков.
– Моя коллега Беата Лённ сегодня не смогла прийти, она сейчас в Германии на конференции следователей, рассказывает, как с помощью цифровых манипуляций с изображением на видео или фото и подключением веретеновидной извилины можно опознать в лицо преступника под маской. У нее редкая врожденная способность: она помнит лица всех людей, когда-либо встречавшихся ей.
Эуне кивнул:
– Мне этот феномен известен.
– Когда я показал ей эти картины, она сразу назвала прототипы персонажей.
– Да ну?! – Эуне поднял бровь. – Ну-ка давай выкладывай.
Харри показал пальцем:
– Слева Арне Албу, в центре Альф Гуннеруд, ну а справа я.
Эуне прищурился, поправил очки и стал рассматривать портреты с разных точек.
– Интересно, – пробормотал он. – В высшей степени интересно. А я вижу только очертания лиц.
– Я хотел, чтобы ты как эксперт поручился, что такое вполне возможно. Тогда мы сможем доказать более тесную связь Гуннеруда с Анной.
Эуне взмахнул рукой:
– Если то, что ты говоришь о фрёкен Лённ, правда, то ей достаточно минимум миниморум информации, чтобы узнать лицо.
Когда они вышли на улицу, Эуне сказал, что из профессионального интереса хотел бы встретиться с этой Беатой Лённ.
– Она следователь, как я понимаю?
– Да, в отделе грабежей. Мы с ней распутываем дело Забойщика.
– А, понял. Как продвигается?
– Так себе. Следов немного. Они предполагали, что он скоро пойдет на новое ограбление, но пока что этого не случилось. Что, вообще-то говоря, несколько странно.
На Бугстадвейен Харри увидел кружащиеся в воздухе первые осенние снежинки.