Богиня мести

В душной атмосфере зала витали запахи пота, табачного дыма, промокшей одежды и громкие голоса посетителей, требовавших принести еще пива.

Беата Лённ облюбовала себе тот же столик, что и Эуне. Заметить ее здесь было так же трудно, как зебру в коровнике.

– Долго ждешь? – спросил Харри.

– Не очень, – солгала она.

Перед ней стояла, очевидно, нетронутая пол-литровая кружка пива с уже давно успевшей осесть пеной. Проследив взгляд Харри, девушка подняла пиво с таким видом, будто выполняла долг.

– Пить здесь вовсе не обязательно, – заметил Харри и привычно переглянулся с Майей. – Впечатление бывает обманчивым.

– В общем, не такая уж это гадость, – сказала Беата, пригубив пиво. – Отец обычно говорил, что не доверяет людям, которые не пьют пиво.

На столике перед Харри возникли кофейник и чашка. Беата густо покраснела.

– Раньше я обычно пил пиво, – сказал Харри. – Но вынужден был завязать.

Беата пристально разглядывала скатерть.

– Это единственный недостаток, от которого я избавился, – продолжал Харри. – Я курю, обманываю, и я очень мстительный. – Он поднял свою чашку, как будто собирался чокнуться с ней. – А у тебя какие недостатки, Лённ? Кроме того, что ты помешана на видео и помнишь все лица, которые когда-либо видела?

– Их не так уж и много. – Девушка в ответ отсалютовала своей кружкой. – Если не считать сетесдальской трясучки.

– Что-то серьезное?

– Довольно серьезное. На самом деле это болезнь Хантингтона. Передается по наследству и весьма распространена в долине Сетесдаль.

– Почему именно там?

– Ну-у… это тесная долина в окружении высоких гор. Вдалеке от людных мест.

– Понятно.

– Мои отец и мать оба родом из Сетесдаля, и поначалу мать не хотела выходить за отца, поскольку у его тетки была сетесдальская трясучка. Иногда у нее внезапно случались судороги – начинала дергаться рука. Люди старались держаться от нее подальше.

– А у тебя это когда проявилось?

Беата улыбнулась:

– Когда я была маленькой, отец часто поддразнивал этим маму. Порой мы с ним в шутку дрались, я старалась как могла и лупила так сильно, что он говорил, будто у меня сетесдальская трясучка. Я считала все это весьма забавным, мне хотелось, чтобы у меня была сетесдальская трясучка. Но однажды мать рассказала мне, что от болезни Хантингтона люди умирают. – Она задумчиво покрутила в руках свою кружку. – А летом того же года я узнала, что такое смерть.

Харри кивнул военному моряку за соседним столиком и, не дождавшись ответного приветствия, пару раз осторожно кашлянул.

– А ты как, тоже мстительная?

Девушка недоуменно вскинула глаза:

– Что ты имеешь в виду?

Харри пожал плечами:

– Посмотри вокруг. Люди ведь без этого жить не могут. Всеми в этом мире движут два чувства – месть и расплата. В том числе и мальчишкой, над которым насмехаются в школе, а он потом вырастает и становится мультимиллионером и грабителем банков, который считает, что общество его чем-то обделило. Взгляни хотя бы на нас. Пылающее жаждой мести общество, облекающее свои намерения в форму холодного, рационального воздаяния. Вот она – наша с тобой профессия.

– Что ж, вполне возможно, – сказала она, старательно пряча глаза. – Но ведь без наказаний общество попросту не может функционировать.

– Верно, однако тебе не кажется, что здесь не только это? Катарсис. Очищение через месть. Аристотель писал, что ужас и сочувствие, которые пробуждает в человеке трагедия, очищают его душу. Страшная мысль, не находишь? Получается, что через трагедию мести мы утоляем самые сокровенные желания своей души.

– Я не очень-то увлекаюсь философией. – Взяв кружку, девушка сделала большой глоток.

Харри понимающе кивнул:

– Вообще-то я тоже. Это так, для сведения. Ну что, вернемся к нашему делу?

– Сначала плохая новость, – сказала она. – Реконструировать лицо под маской практически не удалось. Только нос и контуры головы.

– А хорошие новости?

– Дама, которую он взял в заложницы на Грёнланнслейрет, считает, что смогла бы узнать голос налетчика. Говорит, он был необычайно высоким, в какой-то момент ей даже показалось, что это женщина.

– Хм. Что-нибудь еще?

– Да. Я побеседовала со служащими спортцентра «САТС» и кое-что проверила. Тронн Гретте пришел туда в половине третьего и ушел около четырех.

– Откуда такая уверенность?

– Когда он пришел, то расплатился за сквош с помощью карточки. Система зафиксировала время платежа – четырнадцать часов тридцать четыре минуты. Помнишь украденную ракетку для сквоша? Естественно, он заявил об этом работникам центра. Та сотрудница, чья смена была в пятницу, записала в журнал, когда именно поступила жалоба. Таким образом, получается, что Гретте покинул спортцентр в шестнадцать часов две минуты.

– Это ты считаешь хорошей новостью?

– Нет, погоди, я как раз к этому веду. Помнишь того одетого в комбинезон человека, которого Гретте видел проходящим мимо тренажерного зала?

– С надписью «Полиция» на спине?

– Я еще раз просмотрела видеозапись ограбления. Вполне вероятно, что на грудь и спину Забойщик мог приклеить липкую ленту.

– И что?

– Если тот человек действительно был Забойщиком, он мог принести с собой ленту с надписью «Полиция» и приклеить ее на комбинезон, как только пропал из поля зрения камер слежения.

– Хм. – Харри с шумом втянул в себя кофе.

– Этим можно объяснить, почему никто не заявил, что видел поблизости мужчину в абсолютно черном комбинезоне. Сразу после ограбления там полно было полицейских в черной форме.

– Ну а в спортцентре что говорят?

– Это самое интересное. Сотрудница центра помнит мужчину в комбинезоне, которого она приняла за полицейского. Он спешил, так что она подумала, что он торопится к началу своего сеанса сквоша или что-то в этом роде.

– То есть имя его не записали.

– Нет.

– Не очень-то здорово…

– Согласна, а теперь – главное. Она запомнила его, так как подумала, что он из какого-нибудь летучего отряда – уж очень пижонский у него был вид…

Беата передвинула свою кружку; Харри показалось, что по губам ее скользнула торжествующая улыбка.

– На нем был натянутый на лоб, наполовину закатанный лыжный шлем. И большие темные очки, скрывающие остальную часть лица. И она сказала, что он нес черную сумку, по-видимому очень тяжелую.

Харри поперхнулся кофе.