Богиня на цепи

Дита подобрала слюни, закрутила девичью зависть узлом и приструнила руки, (по)пытавшиеся бросить поднос и потрогать голову Феоса. Оооочень хотелось! Это будет феерично, но пару минут стоило обождать!

Сэм, узнавший ее, стал трястись ощутимее. Дита подмигнула ему, неспешно расставляя ужин: тушку кабанчика, запеченного в смоле с осами и комарами. Тушенные овощи с подливкой из яда дикой кобры и ароматный цельноколосьевый хлеб, испеченный Лили. Два вида колбасок из лягушачьих перепонок: их жарили на чугунной сковороде до черного хруста. Парочку ломтей мшистого сыра. Пряную икру перегнившего цуккини и рататуй из паучьих лапок. Даже если кто-то плюнул в еду, властелин не заметит. При таком-то рационе.

Старательно пряча растекающуюся по лицу улыбку, девушка поклонилась. Она любовалась повелителем. Тот медленно перебирал пальцами правой руки. Несколько чёрных перстней сверкали, будто подмигивая, при каждом движении. Отполированные идеальные ногти были слегка обкусаны. Указательный палец испачкан в чернилах.

Прозрачные глаза немного прищурились. Феос Рибелиус отличался белыми пушистыми бровями и короткими ресницами цвета снега. Из-под которых на девушку смотрело полное безразличие. Стеклянные, бесчувственные глаза следили за аккуратными движениями служанки, ловя её нервозность и неясное предвкушение. И не ощущая с девушкой связующей нити. Это было странно.

Рибелиус обладал удивительным даром, сводящим его с ума вот уже триста лет: он слышал мысли своего народа. При желании повелитель мог провалиться в самые тайные чувства любого жителя Этрурии, находящегося в его прямой видимости. Раньше, особенно в первое время после создания купола, пока он не научился контролировать свое проклятье, голоса преследовали постоянно. И Рибелиус путал чужие мысли и свои. Но сейчас, спустя столько лет тренировок и самоконтроля, у него не осталось собственных чувств. Всесильному было достаточно эмоций его подчиненных. А от чужих мыслей он научился запираться даже во сне.

Но эта девушка была беззвучной. Мысли служанки были закрыты, намерения не ясны. Обычно нити вожделения или страха опутывали мужчину с ног до головы, стоило женщине взглянуть на него. Его либо боялись, либо хотели.

Единственное объяснение: гостья была из-за грани, и не являлась гражданкой Этрурии.

На ладонях вспыхнули темные искры.

Но, прежде чем повелитель успел сковать лазутчицу в магическую клетку и выхватить меч, на спальню опустился полумрак. Дернулись, погаснув, свечи. Заиграла тягучая, зазывающая мелодия. Девушка одним движением скинула с себя платье и закружилась в танце.

Плавные извивы бедрами, полупрозрачные одежды, не скрывающие, а подчеркивающие аппетитные округлости.

Повелитель стёр магию с ладоней. Убить девушку можно и позже.

Дита же отдалась на волю музыки. Она плыла вместе с аккордами, позволяя божественному провидению работать за нее. Сейчас она была богиней любви и похоти!

Глаза повелителя скользили по ее телу. Они были абсолютно бесцветны. Только чернота зрачка пугала, затягивая на дно бесчувственной души Всесильного. И при этом его глаза приобретали цвет увиденного. В них отразилась розовая невесомость одежд танцовщицы, нежность молодой смуглой кожи, брызги каштановых волос. Длинные, волнистые ленты заполнили зрачки темного властелина сладостью с примесью обещания.

Феос Рибелиус, поглощенный танцем, забыл об обряде и мальчишке, спрятавшимся за кроватью.

Дита, завороженная игрой отражений во взоре повелителя, пропустила два такта. Но последовал мелодичный толчок, тело дрогнуло и снова отдалось танцу.

Девушка предвкушающе улыбнулась. Попался.

– Беги, – шепнула Сэму, а сама перегнулась через стол к повелителю, встречаясь с ним взглядом. Бешеный голод отразился в глубине зрачков повелителя. Её голод.

Молниеносным движением Феос скинул нетронутый ужин на пол. Схватил девушку за ладонь и дернул на себя. Дита оказалась прижата к телу повелителя, приземлившись копчиком на стол. Одинокий бокал полетел на пол, расплескав вино. Ноги её, подчиняясь древнему инстинкту, обхватили Феоса за талию.

Мужчина медленно провел носом от ее ключицы к подбородку.

– Слишком сладко…

Слова утонули в безумном поцелуе, которым Дита наградила темного повелителя. Руками она зарылась в вожделенные платиновые волосы. Стальная прохлада смешалась с жаром кожи. Пряди оказались на ощупь холодными, сухими и жесткими. Все глубже погружаясь в паутину страсти, девушка не заметила, как прозрачная накидка была развязана, лиф стянут к талии, обнажая юную нежную грудь и позволяя пальцам правителя оценить идеальное сочетание формы и упругости.

Неохотно, уже начав задыхаться, искусительница оторвалась от его губ. Перед поцелуем Богини Любви никто не мог устоять: снежный взор мужчины затуманился, расфокусировался, отражения в нем стали мягче и плавней. Алая сладость губ заполнила зрачки целиком. Озорные карие глаза добавили терпкой горечи обожженного сахара.