Богиня песков

Прямо как город с большой улицей, который носишь с собой в кармане. Город пришел и раскинулся здесь, на склоне, а неподалеку деревня и мельница. Смешно смотреть на верных, которые торгуются с крестьянами, пряча оружие.

Если ты простой обитатель лагеря – делай что хочешь, хоть голым в пыли валяйся. Но если ты воин, хоть женщина, хоть мужчина – тебе нельзя курить трубку, пить вино – до победы над очередным врагом – и жечь курительные плошки и палочки, а золото, добытое в бою, ты не оставляешь себе, а несешь в палатку совета.

Правда, бои сейчас бывают редко, и не так уж легко достается это прославленное золото. Торговля и спрос на лекарства, на работу усердных учениц приносят больше денег. Но когда-то и золото будет.

И учись, учись, бей копьем в пук сухой травы, гоняй птицу до одури, стреляй из лука. И не смей грабить в побежденных городах больше, чем разрешит Кейма.

И мирных людей не трогай без нужды, чтоб тебя!

Она не совсем понимала, как получилось, что все теперь хотят быть воинами, если не мастерами. Ведь воин – старший брат любого необученного верного. Младших братьев и сестер у него до десяти. Он и отвечает, как старший, и набирает себе помощников для мирных дел, когда не сражается… Разумный человек бежит от ответа за чужие дела – но кто здесь видел разумных людей?

Везде солдаты, их забирают в солдаты по повинности, а у нас – почетное ремесло, воины. Кайс, уроженец здешних мест, всем рассказывает про древних айдисских воинов. Он на этом помешался. Как будто у таких воинов другая честь и другое время. И отчего его только не брали в императорское войско? Отчего он звал себя ученым, а теперь зовет всадником?

Она посмотрела на ряды палаток и подумала, что неплохо бы сделать их одинаковыми, из хорошей ткани. И не так, чтобы у каждого своя, а много и одинаково хороших… И раздавать всем… А то шьют из чего попало, как попало, а потом собираются в поход кучу времени. Эммале не успеет наткать на всех волшебного полотна, разве что учениц по-новому обучит. И пожитков должно стать поменьше… Ну зачем ее верным столько всякого скарба? За-чем?..

Кейма еще жалеет, что не поставил частокол. Из чего здесь ставить этот клятый частокол? Рвов достаточно. Мановение руки – и ров. Мы на самой границе Айда, здесь растут корявые, жилистые деревья, трава, разные колючки и кусты. И все.

Ученицы жили в восточном углу лагеря, поставив палатки полукругом. Стены трепал горячий ветер. Сэи подошла поближе и, не утруждая себя розыском, громко закричала, приставив ладони ко рту:

– Эммале-е! Ииииииииии! Эммале!

Началась какая-то возня, потом одна из дальних палаток зашевелилась, и на свет вышла Эммале, растрепанная, толстая, злая. Наверное, спала. Что еще делать в такую жару.

– Ты почему спишь? – накинулась на нее Сэиланн. – Почему не причесалась? Еще бы ты птицу на убой несла под мышкой! Вы тут совсем как в деревне, а не на войне! И-и-и-и!

– Да что это такое! Богиня, а людям спать не дает! – Эммале отряхнулась и поправила покрывала. – Бойцы вон в твоей стороне, их и пугай! Что за пожар посреди дождя?!

– К нам едут, и-эй!.. К нам едут, а ты спишь!

– Кто едет? Зачем? У тебя опять такие широкие глаза? Что это такое?

– Иди сюда, расскажу. У-у-у… дай тебя обнять. Расскажу прямо сейчас…

– Сейчас! – встряхнулась Левая рука богини. – Эн! Эн, иди сюда!..

– Да, санн?

– Проведи сегодня подготовку для новеньких, я буду занята.

– Да, санн. – Девушка кивнула, выпрямила спину и твердым шагом двинулась к девочкам в новеньких белых покрывалах, сидевшим под навесом.

До того, как попасть к веселым странникам, Эн была приживалкой-анут у какой-то дочери в знатном семействе. На границе с Айдом общепринятые правила несколько размывались, как следы после дождя, и на детей обращали какое-то непомерно большое внимание, особенно если это был единственный ребенок.

Судя по рассказам Эн, к ним с подругой, таким маленьким, даже ходили учителя, хотя это могли быть и враки. Но она единственная могла написать свое имя без ошибок и никогда не ела руками.

Когда высокородная девочка переехала с родителями в Марисхе, Эн оказалась на улице. К веселым странникам ее привел за руку какой-то подвыпивший горожанин, которому сказали, что здесь принимают всех, кого попало.

– Серьезное дитя, – сказала сэи, глядя на ученицу. – Что ты из нее сделаешь?

– Съем! – пожала плечами Эммале. – Слышишь, Эн? Остановись. Я тебя съем!

– Да, санн. Так я пойду?

– Оххх…

Подруги направились в сторону общей кухни, провожаемые взглядами любопытных учениц. Для пущей несуразицы, а еще – чтобы порадовать учениц, Эммале действительно прихватила по дороге какую-то толстую форра, отбившуюся от стаи, и теперь тащила ее под мышкой, намереваясь вернуть в птичник.

– Ну что там? – поинтересовалась Эммале, почесывая птицу за хохолком. Птица довольно курлыкала, закатив глаза.

Сэиланн дотронулась до висков:

– Много узнать не удастся. Но сразу войско посылать не стали. Сегодня придет посольство, и они нас будут… Будут… Ну…

– Умолять? Просить? Предупреждать?