Богиня песков

Они остались одни и смотрели из окон башни на бескрайние переливы песка, на черные тени, на высокое солнце и то, как песок гонит ветер. Говорить не хотелось совсем, и им, запертым в безмолвии, казалось – времени прошло так много… Но оно тянулось и тянулось, и все знали, что в определенный миг время ускорится и полетит быстро, очень быстро. А потом, если не повезет, закончится все оставшееся им время, и жизнь прекратится.

Неизвестно, думали ли они об этом или просто смотрели на песок и молчали. Бывает так – думать не о чем, и что видят глаза, то и отпечатывается, как рисунок, на внутренней стороне век: на миг прикроешь глаза, и вокруг все то же. А мыслей нет, и нет слов, и нет воздуха.

Так они и ждали.

Утром, два дня назад, из замка в спешке уходил последний отряд. Еще раньше откочевали прочие люди, гоня с собой стада птиц, толкая повозки и таща волокуши, нагруженные бессмысленным скарбом – толкались и трубили панта, кричали скакуны, ездовые змеи бесстрастно двигались вперед, оставляя глубокий след, и прыгали птицы, шатаясь от поклажи. Все это огромное стойбище снялось с места столь быстро, что у Эммале, самой принимавшей в этом участие, кружилась голова. Как так – несколько лет были, стояли, но перестали?

О, печаль, кричало ее сердце, о, печаль и тоска, и свобода, свобода от постоянной обязанности быть правой!

Сейчас правой считала себя Сэиланн, она лежала и спала, вытянувшись в струнку, и они должны были нести караул и ждать невозможного.

Несколько мерок спустя на горизонте появилась темная туча, а через пару мерок темная полоса закрыла половину видимой пустыни, пожирая наметенные ветром полосы и горбы красного и золотого.

Слуги, пожелавшие остаться вместе с ними, с похвальной дотошностью приготовили обед. Они все вместе, считая слуг и учениц, рассеянно хватали мясо с большого блюда, сделанного из панциря водной черепахи. Издалека, наверное, привезли, в подарок. Еще один трофей, который пропадет вместе с ними.

Эммале жевала и думала, что есть бессмысленно, потому что умирать все равно придется, потому что Сэиланн – не всемогуща, потому что…

Поднять стеклянных воинов из песка? Скрутить остатки металла и рассеять их тысячей летящих лезвий? Ослепить их поднятой бурей? Призвать доверчивых подземных птиц, пустынных гадюк? Обрушить землю под идущими тяжелой поступью солдатами? Но это все почти обман, пыль, помощь для неловких рук, плохо обученных отрядов: стекла, металла, зверей и птиц окажется слишком мало, яма – не так уж и широка, опытных воинов неприятеля – много больше. Сжечь целую армию не под силу даже войску магов. Приходилось опять признаваться себе в бессилии: даже самое сильное колдовство на этой войне – пока что слишком слабое колдовство.

В темной полосе стали различимы яркие флаги, огромные осадные машины, черные шары накопителей молний, зеленые полосы сигнальных флажков… До чего же прозрачный воздух, думала она, скребя пальцами по блюду, а потом кусая пальцы. До чего же большая армия. Все видно. Мы умрем. Но наше утешение в нас. Мы умрем, когда захотим.

Войско казалось несметным, огромным, оно наплывало, как огонь в пустоте.

А в воздухе, болтаясь, как замок на воротах, висела огромная летающая машина – серая, блестящая, окованная стальными полосами лодка, над которой, занимая чуть ли не полнеба, раздувался здоровенный пузырь. Вокруг нее размывался воздух, и вокруг возникало сияние, как будто в небе висел огромный кристалл.

– Больше одной не прислали – пробормотала Эммале. – Нет… Вот еще одна, и еще…

– Три – уточнила Эн. – Я считаю. – Эммале зло покосилась на нее, но ничего не сказала.

Под пологом на кровати лежала Сэиланн, сложив руки на груди. Ее глаза были закрыты, но подруга знала, что она не спит. Спящие так не дышат – редко, глубоко, но неслышно.

Интересно, гадала Эммале, сколько ей остается дышать?

Она проверила потайной кармашек в рукаве, где лежала трубочка с ядом.

Уходить никто не собирался. Вот это и называется «гордость магов» – подумала Эммале.

Они ждали несколько мерок, потом еще мерку.

В огромной массе возникло какое-то движение, сравнимое с водоворотом. Определить, что это, было невозможно, но она понимала – перестроение, подготовка, главы отдают команды, вопят дудки, сигнальщики поднимают значки, и по отрядам носятся бешеные всадники, стремясь передать приказ вовремя.

В темноте мелькали вспышки. Эммале слышала слабый шум, тихий, как шум огромной реки, загнанной в трубу под землей. Вода грохотала, билась о стены рукотворного коридора, неслась вперед, и этому не было конца. Она хотела закрыть глаза, но подумала, что так и не увидит-то ничего. Как же это – стоять, закрыв глаза, и ничего не видеть?

Сердце билось спокойно, спокойно, как тогда, когда Сэиланн впервые вошла к ней, допустившей богиню за границу медного круга.